Нам повезло: родственники жены жили в не вонючем. Это было не первое их жильё. В первом на стенах собиралась вода – конденсировалась ночью из влажного океанского воздуха. Вообще, на первых порах трудно снять нормальное жильё просто в силу спешки и понятных бюджетных ограничений. К тому времени, как мы приехали, родители жены – пенсионеры – получили квартиру в субсидированном доме (разновидность социального жилья) и через две недели должны были в нее переехать. Их прежняя квартира доставалась нам. Но пару недель до их переезда мы жили в этом 1-бедруме (по-здешнему, квартира с одной спальней) впятером.
В Ричмонде улицы, идущие параллельно океану, просто пронумерованы. Ближайшая к океану – 48-я авеню. Мы жили между 3-й и 4-й, то есть довольно далеко от океана. Если, для примера, поехать к кому-то в гости вечером в район 30-й авеню и оставить машину на улице, а потом выйти в 10 вечера и подойти к машине, то сверху она окажется покрытой слоем воды. Не испариной, а толстым слоем воды. Уж как она там держится, не знаю, но этот факт лично наблюдал неоднократно.
За квартиру мы платили 745 долларов в месяц. Аренда включала парковку во дворе дома. Без парковки стоимость аренды составила бы 715 долларов. Это на сотню дороже, чем аналогичный вариант в «вонючем» доме с коридорной системой. (В качестве коридора выступает внешний балкон, по которому все движутся туда-сюда мимо твоих окон.) Но нам выбирать не приходилось, – что есть, то есть. Тем более, что наша квартира была светлая и просторная. Да и сестра жены жила рядом, и с ней – две племянницы, студентки. Одна училась на IT, другая посещала Арт-колледж. Она ещё в Москве окончила художественную школу при Суриковском институте. Талантливая девочка, художница. Оба поколения родственниц относились к нам с теплотой и заботой. Это невозможно переоценить. Особенно по первости, когда в новой стране ты словно с Луны свалился, пыльным мешком прибитый и очумелый. Да еще и без языка толком.
В финансовом отношении наш изначальный расклад был таков: квартиры в СССР продавать было ещё нельзя, так что наша московская двухкомнатная кооперативная квартира в деньги не трансформировалась. Нормы разрешенных к вывозу ценностей постоянно ужесточались. На момент нашего отъезда, к примеру, одному человеку дозволялось вывезти пять золотых изделий весом не более 2 г каждое. На черном рынке советские рубли менялись по курсу 20 рублей за доллар. Но и это не имело никакого смысла, так как наличной валюты вывозить из страны разрешалось 152 доллара на человека. Бизнес я оставлял друзьям и вынимать оттуда деньги не хотел. Нарушать законы ещё больше не хотел. Купить что-то с собой в дорогу не мог: полки магазинов были голыми, как пустыня Каракум.
Кое-что из одежды мы, конечно, прикупили на популярной тогда толкучке у Рижского рынка. Американские родственники сформулировали нам задачу так: привезти с собой самое необходимое, чтобы в первый год не тратиться. Мы, как могли, постарались упаковаться, но практически все деньги, вырученные за две недели до отъезда от продажи автомобиля, я просто оставил родителям, поскольку не смог на них ничего купить.
Итак, мы приехали в Штаты втроем с 456 долларами в кармане и шестью чемоданами самого необходимого. Книги отправили посылками, так как жалко было их оставлять, хотя толку от них в Штатах почти никакого. Но кто тогда мог об этом догадаться?
Официально нас принимала «Джуйка» (Jewish family and children services). У этой организации было заключено соглашение с правительством США, согласно которому первые три месяца клиенты «Джуйки» не могут оказаться на велфере (программа для неимущих, включающая денежное содержание, талоны на питание и медицинское страхование). Поэтому, сразу по приезде, семья беженцев получала от «Джуйки» 900 долларов единовременной помощи и еще 2700 долларов в долг на первые три месяца. Те эмигранты, кто хоть немного ориентировался в местных реалиях, старались вызывать своих родственников из СССР через другие организации, Толстовский фонд, например, и отправляли их на велфер в первый же день.
Нам помогали деньгами родители жены, подбрасывая пару сотен ежемесячно, иначе бы мы концы с концами не свели даже притом, что разве только не нищенствовали в первое время.
Вообще, тотальная нищета новых советских беженцев была вполне обычным явлением с учетом момента времени:
– работы нет вообще никакой, но есть деморализующая рецессия. Половина витрин замазаны крест-накрест белой краской;
– наплыв беженцев из Вьетнама, так называемых boat people. Они выходили на лодках в океан, и там их подбирали иностранные суда. Кто-то выживал, кто-то погибал, по-разному;
– советские беженцы представляли собой толпу шибко образованных и совершенно социально дезориентированных граждан без языка и копейки за душой, вроде нас;
– не было еще тогда в Сан-Франциско заметной прослойки русскоязычного бизнеса. Из работодателей – один русский магазин и десяток врачей. Без языка податься было некуда…
Выживание без денег имеет множество тонких граней и оттенков. Это целая наука, с лабиринтами и закоулками. Нам довелось в этой науке получить ученую степень.
Для примера:
– месячный проездной тогда стоил 32 доллара, и купить мы его не могли, тем более на двоих. Но! – мы получали проездные бесплатно в Catholic Charities: навели по дружбе знающие люди. Никто об этом канале не знал;
– рассылать резюме тогда можно было только обычной почтой. А можно было прийти в Jewish Vocational Services, отдать конверт девочке-секретарше, и она отправит от имени организации. Шутки шутками, а каждая такая рассылка экономила нам около 15 долларов;
– в большом универсаме по соседству с нами, в зале, стояла большая тележка на колесах. Раз в несколько часов её увозили на склад и выкатывали обратно в зал, доверху набитую пакетами со слегка помятыми овощами и фруктами, которые следовало срочно распродать. Стоили такие овощи и фрукты в 3–4 раза дешевле, чем аналогичные на прилавке. Обычно центов 50 за приличный пакет. К моменту вывоза тележки ее уже поджидали в зале несколько новых эмигрантов.
Помимо личного опыта, «где можно что-нибудь получить на халяву», существовала ещё общественная наука, «где, что и, главное, КОГДА следует покупать». Раз в неделю в наш почтовый ящик бросали рекламки трех ведущих сетевых универсамов: Safeway, Lucky и Cala Food – со скидками на следующую неделю. В каждом из универсамов что-то предлагалось по очень доступной цене. В распродажах, что очень важно, наблюдается цикличность. Например, мороженый лосось – «салмон» – стоит обычно $2.99 за фунт. Но раз в месяц есть неделя, когда цена уже 99 центов, то есть втрое дешевле. В морозилке с ним ничего не сделается до следующей распродажи. Эмигрантская масса выжидает момент и набирает полные тележки с верхом. Помню замечательный плакат на русском языке, выставленный в витрине крупнейшего сетевого универсама Safeway на 31-й улице (это довольно русский район): «Лосось отпускается не больше трех в одни руки».
Отдельный разговор – это куриные четвертинки («квотеры»). Их обычная цена – 49 центов за фунт. Но раз в месяц бывает неделя, когда цена опускается до 39 центов. А бывают распродажи, когда их можно купить за 29 центов. Американские собачники, я видел, брали их громадными морожеными брикетами для своих четвероногих питомцев.