Глава 3. Первая работа тестировщика

Катализатором перемен в нашей американской жизни стал близкий московский приятель. Назовем его Гошей. Мы познакомились ещё в то время, когда я, работая в ЦКБ Министерства связи СССР, учился заочно на матфаке Калининского (ныне Тверского) госуниверситета. Там было много москвичей и среди студентов, и среди преподавателей. От Ленинградского вокзала до Калинина на электричке – менее двух с половиной часов. Дома я готовился, а раз в месяц по субботам приезжал и сдавал экзамены. В субботу на каждой кафедре дежурил преподаватель, который мог принять экзамен. Дважды в год я брал совершенно официально оплачиваемый отпуск дней на 10 и участвовал в установочной сессии, – это когда начитывается курс лекций по предметам, которые предстоит сдавать в следующем семестре.

Вот там я с Гошей и познакомился. Он перевелся из какого-то московского вуза. Мы замечательно проводили время и в Калинине, и в электричках. Потом стали и в Москве дружить. Я был лет на пять старше его и уже работал в ЦКБ, а Гоша тогда работал программистом рублей за 80–85 в месяц и комплексовал: «Кто мне без высшего образования даст больше?» Я на него в этом тезисе наехал конкретно, привел его к нам в ЦКБ, где ему сразу предложили 130 рублей, но Гоша к нам не пошел: – не понравилось ему, чем у нас отдел автоматизации проектирования занимался. Но основную идею он понял и тут же нашел себе что-то по душе и за нормальные деньги.

Когда мы приехали в Сан-Франциско, Гоша жил в Силиконовой долине уже около года, работал программистом. Через несколько месяцев к нему приехала жена с ребенком, и они поселились в Саннивейле, где мы их иногда навещали, а они нас в Сан-Франциско. Очень здорово, когда есть рядом близкие люди из прошлой жизни.

Глядя на мои переживания по поводу работы и будущего, Гоша просто дал мне книжку по программированию на языке С и сказал, что с работой проблем не будет. Он же мне установил на компьютере нужную программу, и я стал изучать «Си». Резонанс в душе вызвало даже не то, что когда-то я разрабатывал цифровое «железо», а то, что, занимаясь методами быстрого обучения, мне пришлось запрограммировать обучающую программу на странном устройстве под названием Электроника Д3-28 – сначала в шестнадцатеричных кодах, а потом на псевдо-ассемблере. Язык «Си» на меня снизошел как манна небесная, как Божья благодать. Я пребывал в неописуемом восторге, но как с этого работу получить – пока не понимал.

Гоша переговорил обо мне со своим начальством на работе, и начальство захотело со мной встретиться. В компании работало 25–30 инженеров. Президент – китаец, закончивший физфак МГУ в начале 60-х, когда еще была дружба между СССР и Китаем, – с симпатией относился к выходцам из СССР. Мне предложили поработать тестировщиком. Я сказал, что не знаю, что они имеют в виду, но охотно сделаю, что смогу. Гоша и сам не знал, что в компании есть тестировщики. Положили мне 1000 долларов в месяц как бы стипендии на первое время, – дальше, мол, посмотрим. Офис компании находился на восточном берегу залива Сан-Франциско, в городке Ньюарке.

Было это в понедельник. А накануне, в пятницу, жена получила job offer (предложение работы) от консалтинга на годовой контракт в госпитале Стэнфордского университета на 35 тысяч долларов в год. Это больше, чем до сих пор мы вместе зарабатывали! Требовалось переобучить несколько тысяч медсестер пользоваться новой информационной системой, внедряемой госпиталем. А госпиталь с понтами, им непременно ученую степень PhD подавай на эту позицию! А у нее как раз было при себе, и именно PhD.

Эти два предложения упали на нас в крайне критический момент, когда я с тяжелым чувством уже мысленно примеривал на нас велферные бенефиты. Оба мои контракта иссякли, денег там больше не было: кончилось финансирование. Ровно то же самое произошло и у жены. Мы оба оказались на улице одновременно. Не хочу сейчас вдаваться в подробности, как тяжко нам приходилось последние пару месяцев перед сокращением, когда уже стало ясно, что к этому всё идёт. Никто нас тогда всерьез не воспринимал. Ни меня, ни жену. На тот момент мы еще не стали американскими чебурашками, которым норовит подать лапу каждая дворняжка. Мы оставались странными безымянными совками, к которым на ярмарке вакансий никто не подходил.

Перелом наступил в августе 1992 года.

Итак, в понедельник 10 августа 1992 года я вышел на новую работу.

Мой рабочий день начинался в половине девятого утра, – отвезу ребенка в школу и сразу на работу. Поскольку испытательный срок мне был дан всего 3 месяца, я, как мог, старался побольше узнать за это время. Программисты обычно приходили в офис между 10:30 и 11 утра. Но и засиживались на работе до 9–10 вечера. Для меня было вполне обычным уходить домой и в 9, и в 10, и в 11 вечера. Обучали меня ремеслу методом бросания на глубокое место с последующим самостоятельным выплыванием. Наш менеджер Раджеш, пухлый добродушный индус, был первым человеком, приведшим меня к умозаключению, что индийская еда не для меня. То есть он все время предлагал мне попробовать что-то необычайно острое, приготовленное его женой. Методом проб и ошибок я понял, что этого следует избегать. Вообще же в то время индусов вокруг было крайне мало. Их еще не завозили десятками тысяч по рабочим визам.

Начальство выделило мне 100 долларов на покупку технической литературы по тестированию. Я отнесся к заданию ответственно и провел часа три в легендарном по тем временам книжном магазине Computer Literacy Bookstore. Их было три на всю Долину. Один – в кампусе компании Эппл. Туда я и отправился. Официальная реклама магазина утверждала, что на его полках есть все до единой книги, издававшиеся когда-либо по компьютерной тематике.