Абордажники в гидрокостюмах забрасывают на спину чехлы автоматов, заученными движениями вытаскивают и раскручивают на руке кошки. Говорят, у гринго для этого есть специальные арбалеты. Но то гринго, у них чего только нет…

Здесь Мальвинские острова, которые британцы зовут Фолклендскими. Здесь нет гринго, их суперкаров, супермаркетов, суперагентов ноль-ноль-семь, суперчасов с встроенным пистолетом, рацией и мини-баром.

Здесь боевые пловцы аргентинского флота — Agrupacion de buzos tactiсos, временно изображающие из себя пограничную охрану. И они достаточно круты, чтобы справиться без джеймсбондовских примочек.

Можно долго спорить, чей спецназ круче на уровне организации или стратегии применения. Но выжать бойца до капли, до планки, до предела — минимально необходимое условие для входа в очень престижный, очень мужской клуб.

Конечно, спецназом войну не выиграть — это минус. Но спецназа много и не нужно — это плюс. Так что даже не самая богатая страна вполне осилит хорошую подготовку одного-двух батальонов. Боец любого спецназа учится столько, сколько живет. Утром продавец перевязывает шпагатом покупки, улыбается и приглашает заходить еще — а боец в обвязке, раскорячившись на стене пауком, выстреливает по движущимся мишеням ежесуточные тридцать патронов. Вечером фермер или таксист загоняет машину остывать в гараж — а боец спецназа, обработав свежие синяки, вникает в тонкости внутренней баллистики очередной специальной винтовки либо там пулемета, который обычные призывники вряд ли когда увидят, а не то, чтобы получат в руки. Наконец, перед закатом солнца ученый сосредоточенно изучает препарат или там график — а боец сидит за самым быстрым в стране компьютером и отвечает на вопросы самой хитрой в стране программы.

Сухопутчиков экзаменуют по колесно-гусеничной технике и самолетам, а боевых пловцов натаскивают, понятное дело, на флот. Что за корабль? Когда спущен и где принят на вооружение? Кому и когда перепродан? Какие реконструкции проходил? Где служит сегодня? Чем вооружен? Сколько в экипаже матросов, офицеров, комиссаров? Если потоплен, то кем, когда, в каких обстоятельствах? Какие выводы воспоследовали? Какой класс кораблей предложен взамен? Быстрее, быстрее, ответ на тесты должен уложиться в сорок секунд!

После десяти лет подобной дрессировки не узнать военный корабль, когда-либо произведенный на планете Земля, боевой пловец не может. Физически не может, как велосипедист не может разучиться ездить, а дельфин — плавать.

И вот что делать, если даже отлично вышколенные бойцы корабль не узнают? Если никакая подготовка не помогла?

Лейтенант не отрывает взгляда от окуляров. Линкор все ближе и контуры все зримей. Контуры несложные: нет изящной погиби борта, восходящего полубака, подобно японцам “Ямато” и “Мусаши”. Нет разновысотных объемов, неповторимого изящества итальянского “Джулио Чезаре” или “Литторио”. Наконец, башен главного калибра всего три, а надстройка и вовсе одна — то есть, это и не “Бисмарк”. Башни трехорудийные — значит, и “Кинг Джорджем” он тоже не является.

Ну, а всяких там “Айову”, “Нью-Джерси”, “Миссури”, “Висконсин” боевой пловец de buzos tactiсos узнает и в ночь, и в туман — они-то пока что на ходу. И в любой момент способны оказаться у берегов Патагонии. Особенно сейчас, когда война за Фолкленды вот-вот начнется.

А этот линкор лейтенант узнать не может. Просто: на Земле таких не строили.

Первое, что поражает в неизвестном корабле — раскраска. Больно уж он красный, причем везде. Обычно корабли красные ниже ватерлинии, кирпично-коричневые от свинцового сурика, чтобы не лепились к бортам безбилетные моллюски, чтобы гладкий металл не обрастал и не замедлял движения. Но выше ватерлинии гражданские суда черные, темно-зеленые или синие, а пассажирские лайнеры снежно-белые.

Военные же корабли чаще всего грязно-серые, “шарового” цвета. Или разрисованы камуфляжем, разбивающим цельный силуэт на маловнятные куски с неровными краями — чтобы матерящиеся наводчики видели в прицелах облако или комок, чтобы не дать зацепки для перекрестия дальномера.

Неизвестный корабль о скрытности не заботится. Плевать ему на маскировку: чем ближе, тем очевиднее, что борта словно бы светятся приглушенно-малиновым. Башни главного калибра простейшей рублено-кирпичной формы — и кирпично-красного же цвета; тени под ними кроваво-багровые. Надстройка чем выше, тем розовее, тем светлее тон. Мелкие башни, выступы радаров, труба — просто алые.

И везде, по всему корпусу, разбросаны значки светло-золотого цвета, и вот они уже недвусмысленно сияют — смотреть больно. Значки заковыристые, все больше ушибленная молотом каракатица, вдобавок осененная раскрытой книгой. Но вот мелькнул рисунок, знакомый Южной Америке со времен Сальвадора Альенде и его недолгой дружбы с коммунистами… А еще знакомый по тлеющей уже который год войне соседей-перуанцев с маоистами из “Сендеро Луминосо”.

Серп и молот!

Алый корабль, усыпанный золотыми значками, что клубника семечками. Корабль, единственный раз выходивший на связь вчера вечером — и с тех пор молчащий на всех диапазонах… Три башни главного калибра — насколько лейтенант может судить, не уступающие “Айове”. Шесть башен промежуточного — похоже на шестидюймовки. Ну и там всякая мелочь: зенитные автоматы, антенны, металлические бревна дальномеров… Ничего себе кораблик.

Нам бы сейчас такой, думает внезапно лейтенант. Взамен старикашки “Генерала Бельграно”. Тогда бы англичане точно утерлись. Им, помнится, единственный гордый “Бисмарк” сколько проблем доставил. А “Тирпиц” и вовсе одним своим существованием полгода не позволял проводить конвои в Murmansk.

— Людей… Не вижу. Иллюминаторов, дверей, люков — не вижу! — шепчет Хосе и снова крестится. Абордажники не крестятся — они даже среди de buzos tactiсos больше de buzos, чем tactiсos. Прикажут им притащить Сатану из преисподней — только спросят, кому сдавать.

Катер уже вплотную у самого борта; лейтенант прикасается к темно-вишневой стене — металл… Но под рукой ощущается, словно гаревая дорожка стадиона.