Вовторых, настил для хранения дров был набит — почти под завязку — хворостом, берестой, сухими брёвнышками и корягами.
Втретьих, на плоском гранитном камне, заменявшем обеденный стол, разместились шесть широких берестяных мисок, наполненных дымящейся жидкостью, а к трём деревянным ложкам плотников добавились ещё три — свежевырезанные.
— Да, Иван, повезло тебе с женой! — торжественно произнёс Егор. — Такая рукодельница, это чтото…
— А я и не спорю! — довольно ухмыльнулся Ванька. — Конечно же, повезло!
Егору выпало дежурить у костра первых. Из палатки плотников доносился возбуждённый говорок. Он сбросил сапоги, на цыпочках подкрался к палатке, прислушался. Конечно, подслушивать — Светлейшему князю — зазорно и не по званию, да больно уж было любопытно.
— Это ещё не всё! — известил голос Епифана. — Подошёл я к другому ручью. Насыпал в лоток песок — напополам с мелкими камушками, плеснул водицы. Стал промывать — как Николай Савич учил. Вот что получилось, смотрите!
— Хорошие самородки! Молодец, Пифа! — одобрил другой голос. — Помельче будут, чем у подполковника Ухова, но всё равно — хороши! А почему ты их не отдал командору? Антипка Ерохин ведь говорил, мол, всё сдавайте, ничего не утаивая. Мол, по весне золотишко и так отберём. Отберём и поделим почестному. Сейчас, когда погиб сержант Васильев, и солдаты встанут на нашу сторону. Петрович, боцман с «Александра», тоже на всё согласный.
— Хотел я отдать, — засмущался Епифан. — Да не смог. Жадность природная, туды её в качель! Пусть уж золотые камушки побудут пока у меня…
Егор вернулся к костру, обулся, подбросил на угли свежих дров и устало присел на берёзовый чурбак.
«Похоже, сбываются худшие подозрения», — удручённо вздохнул внутренний голос. — «Сказано было однозначно: — «По весне всё золото отберём. Отберём и поделим почестному…». Ладно, тогда начинаем действовать по заранее разработанному плану…».
После завтрака плотники, прихватив топоры и шведскую пилу, ушли на стройплощадку, Айна и Вупи остались на грибном хозяйстве, а Егор и Ухов решили заняться главным делом — поиском золота.
— Александр Данилович, давайте начнём с того места, где я нашёл самородоклягушонка, — предложил Иван. — Показывайте, как надо управляться с лотком, а то я не в курсе.
— Да и я этой штуковиной пользовался раз пятьшесть. Впрочем, тут нет ничего хитрого…
Егор вошёл по щиколотку в речную воду, зачерпнул в лоток мелкозернистого песка вместе с водой, выбрался на берег и объяснил: — В первую очередь, мы выбрасываем из лотка речную гальку. Только делаем это очень внимательно, чтобы случайно — вместе с обычными камушками — не выбросить золотые самородки.
Он приступил к промывке грунта, совершая лотком плавные круговые движения. Когда на поверхность воды всплыли крохотные соринкищепочки, он приостановил размеренные движения, пристроил лоток на коленке и ладонью правой руки ловко смахнул всплывший каменный мусор в сторону.
— Эта тёмная мелочь — обломки пластинок слюды и мелкие кварцевые песчинки, — пояснил Егор. — Сейчас сменим воду и продолжим процесс. Золото, как известно, очень тяжёлое, оно на дне лотка останется в самую последнюю очередь…. А теперь, Ваня, слушай меня очень внимательно!
Он рассказал Ухову о своих подозрениях, о разговоре, подслушанном в палатке плотников, о плане, придуманном мудрой Сашенцией.
— Да, дела! — ошарашено помотал головой Иван. — Впрочем, предательства и коварства в этом мире всегда было в избытке…. А план — вполне подходящий. Надо обязательно шкипера Емельяна Тихого предупредить — насчёт боцмана Петровича…. Только вот — эта кислота. Откуда она вообще появилась? И где мы её теперь достанем? Ведь наглое торнадо слямзило саквояж…
— Хитрая кислота досталась мне в наследство от Якова Брюса. Помнишь, у нас с ним была организована ружейная лаборатория при Преображенской дивизии? А Яшка был убеждённым алхимиком, следовательно, интересовался золотом…. Так вот, если этой кислотой капнуть на медь, то сразу же раздастся шипение и испытуемый образец покроется белой пеной. Если же капнуть на золотосодержащее вещество, то ничего не произойдёт: кислота для золота — как обычная вода. Один пузырёк был в саквояже, унесённом Воронкой, другой находится у Людвига Лаудрупа.
Вскоре на горизонтальной, оббитой старой парусиной поверхности лотка осталось только с десяток мелких крупинок грязножелтоватого цвета.