Еще трое лежали в отдалении, внимательно вглядываясь мертвыми глазами в зеленую темноту. Пожухлый ковер вокруг них уже начал вздрагивать, слышался тихий шорох шевелящихся листьев, лианы протягивали щупальца к своей законной добыче.

— Мой генерал. — Это Абе.

— Что случилось? — спросил я, с трудом переводя дыхание.

— Бунт, мой генерал… — ответил он просто. — Эти трое подбивали остальных к побегу. Они хотели перейти на сторону противника и сдать им вас в качестве военнопленного. Вот список с их фамилиями.

Я скомкал листок, подсунутый мне предусмотрительным денщиком. Фамилии трех неудавшихся дезертиров я знал и без того. Именно эти три недоумка входили в число любимчиков сержанта.

Баба с возу — кобыле легче.

Помимо меня и Абе, в моем отряде остались Коваленко, сменивший разряженную «пустоту» на один из «стингеров», и хмурый Ламбразони со снайперской винтовкой на плече.

Коваленко растирал опухшую левую ладонь, на которой появились волдыри.

— Что это у тебя?

— А! — Он беззаботно махнул рукой, — Скунс, вонючка… Когда заварушка пошла, я упал, а там эта тварь. Струей.

— В Африке скунсы не водятся… — сказал я.

— Да? — Коваленко сплюнул. — Ну, значит, какая-то тварюшка. Кислотная. Ожегся.

— Хорошо, что не в лицо… — пробормотал, я наблюдая, как исчезают под толщей листьев трупы дезертиров.

— Хе, лицо… Скажете тоже, мой генерал. Что мне лицо Потеря не великая, а вот рука… «Стингер» тяжело держать. Больно… Могу промазать.

— Ничего, я подстрахую, — тихо сказал я, взваливая на плечо второй «стингер».

— А вы умеете? — удивленно спросил Коваленко.

Я посмотрел на свою команду.

И вдруг понял, что Марко Ламбразони совсем не хмурый, а просто спокойный, как удав. И надежный, как нож.

Коваленко не щуплый, а просто жилистый и не ел давно. Так, чтобы от пуза… А Абе просто мой брат. Мой черный брат.

И за каждого из них я отдам свою жизнь. И если бы я понял это раньше, может быть, и Джузеппе был бы жив…