Вызвались Фиси, меланхоличный верзила Лонг Джон и черный как уголь Сингве. Неожиданно поднял руку и мой толстяк Карунга.
— Я жил на реке, господин, — сказал он жалобно. — Я много рыбачил. У нас было три макоро.
— Хорошо, — согласился Индуна. — Ты плывешь с лейтенантом, я — с Фиси, Лонг Джон с Джонни и Сингве с Максом.
— Извините, но я должен быть с шефом, — сказал Федор.
— Останешься здесь, — рявкнул я по-командирски. — Будешь помогать Войту, он без тебя как без рук. Понятно?
Федор вздохнул и отошел в сторону.
Население деревни тем временем наблюдало за нами, выглядывая из всех щелей. Завидев, что большая часть пришельцев остается, старуха взвыла с новой силой. Видимо, это была местная матрона или императрица: они не терпят в своих владениях чужаков.
Макоро оказались относительно устойчивыми. Мы поместились в одной из них. Карунга взмахнул веслом и умело повел лодку по течению, держась у берега. За нами последовали остальные, причем Индуна тут же обогнал нас и погрозил толстяку пальцем. Тот приободрился — на воде он явно чувствовал себя увереннее. Он даже начал бормотать что-то себе под нос, вроде как пел. Что ж, пусть поет, подумал я и, пристроив на коленях автомат, принялся вглядываться в прибрежные заросли.
Путешествие проходило на удивление мирно. Пару раз с берега прыснули пришедшие попить обезьяны, неторопливо отбежал уродливый горбатый бородавочник — то ли просто ущербный зверь, то ли порождение мутагенов. Однажды попался сбитый самолет — оплетенный ползучими травами и лианами тактический бомбардировщик А-504, торчавший из зарослей почти вертикально. В остальном природа выглядела почти нетронутой, и я задремал под плеск воды.
Когда нос макоро врезался в прибрежный песок, я дернулся и подскочил. Карунга улыбался.
— Прибыли, — сказал Индуна, прыгая из лодки на берег.
Фиси втащил макоро повыше и привязал к сухому стволу, так же поступили и остальные лодочники.
Индуна сверился с показаниями своей карты и покачал головой:
— Немного проскочили. Река сворачивает… Пойдем пешком.
И мы снова стали ломиться сквозь заросли, распугивая мартышек, вскидываясь при виде ускользающих из-под ног змей. Верещали какие-то пичуги, незаметные в листве, но очень назойливые.
Впереди меня шел Фиси, за мной, след в след, Карунга. Он, кажется, снова боялся, по крайней мере пыхтел он очень жалобно. Я подумал, что при первой же возможности сдам несчастного толстяка мозамбикским войскам. Пусть только попадутся они на пути… И если попадутся.
Через полчаса едва не сломал ногу Сингве: провалился в старую ловушку, устроенную местными жителями — то ли на зверя, то ли на таких вот ходоков по лесу. Он чудом успел уцепиться за ствол деревца и сейчас прихрамывал в арьергарде, то и дело вполголоса ругаясь по-португальски и по-английски.
А еще через десяток минут мы вышли к маленькому посту малавийцев. Вернее, это был даже не пост, а дорожный разведотряд на двух грузовиках с пулеметами в кузовах. Индуна предупреждающе поднял руки над головой, чтобы соратники не влепили в нас очередь, а я в очередной раз подивился идиотским реалиям войны. Линия фронта здесь имела значение весьма относительное: какого черта, например, так далеко в тылу делают вот эти девятеро малавийцев во главе с лейтенантом по фамилии Рубадири?
Индуна не церемонился. Предъявив свои верительные грамоты в виде какого-то жетона и угрожающей гримасы, он реквизировал у союзников грузовик получше и погрузил нас туда. Малавийцы отнеслись к нам дружелюбно и даже поскалились и помахали на прощание.
— Чего они тут делают? — спросил я у Лонг Джона.