XXXVI

Я чувствовал себя настолько униженным, раздавленным и оскорбленным, что велел себе на время забыть о Виолете.

Словно на автопилоте добравшись до парковки при аэропорте, я сел за руль и поехал куда глаза глядят; меня несло, как корабль без парусов. Я не знал, где север, где юг, где восток, где запад; просто гнал по шоссе на предельной скорости. Я въехал в Аликанте, пересек центр города, а память моя один за одним выплевывала обрывки воспоминаний, похожие на фотоснимки: моменты из неких прошлых жизней, фрагменты драм и трагедий, случившихся в далекие времена, — проекции раненого рассудка.

Неожиданно для себя я свернул на южное шоссе, направившись к пляжу Сан-Хуан. Во время этой гонки образы в моей голове вспыхивали и гасли, беспорядочно сменяя друг друга.

Я добрался до Мучамьеля — и тут машина словно сама привезла меня к тому романтическому саду, который возникал в моих сновидениях.

Я перелез через стену и стал пробираться по саду, чувствуя себя разбитым и измученным. Воспоминания давили тяжким грузом, будто на мою грудь легла могильная плита. Мной овладели тоска и усталость, я ощущал себя грязным, подступало безумие. Растрепанный, голодный после долгого трагического дня в аэропорту, я страшно хотел спать.

В тот момент я бы не отказался от эликсира Фламеля, но прошлое отступило в такую даль, что теперь моя реальность казалась совсем иной. Мир как будто сжался, став всего лишь сном. Неужели я только теперь вступаю в свою подлинную реальность, а все прочее было сновидением? Невозможно! Так не бывает!

Глядя на заболоченную поверхность обширного водоема, некогда служившего бассейном этого поместья с романтическим садом, я подумал о смерти другой женщины, о случившейся четыре года назад трагедии, подробности которой мой рассудок отказывался восстановить. Мне помнились только рыдания и скорбные вопли; человек, распростертый на земле в луже крови рядом с худеньким тельцем юной, очень юной девушки, в слезах повторяющий:

— Я не убивал ее! Это не я!

Человек, лежащий на лестнице в саду, в измятом перепачканном костюме, без галстука, со спутанными волосами, в запыленных ботинках; его глаза, покрасневшие от ярости и боли, воспаленные от ужасных воспоминаний… Эльвира. Кто она такая, Эльвира? А потом — ослепительная вспышка света.

Тишина, полная тишина. Фосфоресцирующие, бумажно-белые стены.

— Где я?

— Успокойтесь, друг.

Женщина, похожая на Виолету, но наверняка не она, делает мне в руку укол. Я засыпаю и снова вижу сон.

XXXVII

Шоссейная дорога из Бадагоса в Лиссабон — очень длинная, широкая, ее не охватишь взглядом. Прямая линия, которой нет конца. Мне необходимо оказаться в Синтре. Я полон ожидания; время от времени я бросаю взгляд на соседнее сиденье, где лежит сумка с «Книгой еврея Авраама», изумительной копией, в которой описаны все шаги к обретению философского камня. С каждой прожитой минутой я все больше приближаюсь к нему, каждое пролетающее мгновение дарит мне ласку бессмертия. Меня переполняет эйфория. Я никогда не останусь один.

XXXVIII