— Что вы здесь натворили?

— Эта сучка толкнула меня за то, что я сказал, будто у неё дурацкий цвет волос. Вот я и задел твоего Калигулу! — зло отвечает он.

— Не смей говорить плохо о сестре! — я смотрю на часы. — Тебе пора ехать на занятия по теннису, одевайся.

Виктор уходит, радуясь, что легко отделался.

Как видите, я примерный отец и гражданин, а не какой-нибудь доктор Франкенштейн, обитающий в подвале мрачного замка, и по ночам мне не снятся заспиртованные трупы или изуродованные младенцы, взывающие к отмщению. «Кровавые мальчики» — это так старо. А в мире нет ничего пошлее того, что устарело. Новая мораль — благословенная влага для любого общества, желающего выжить в условиях всё более механизирующегося быта. Когда автономные пылесосы и прочие хозяйственные машины наводнили наши дома, нам пришлось заполнять освободившееся время развлечениями, а для этого понадобилось отказаться от многих табу. Идея относительности добра и зла выступила на первый план — событие, которому следовало произойти ещё в двадцатом веке с его кровопролитными и бессмысленными войнами. К счастью, оковы всё-таки пали, и я чрезвычайно горд, что принял в этом процессе непосредственное участие.

Так вот, как я уже сказал, мёртвые дети не мучают меня по ночам, их призраки не толпятся за моей спиной. Чаще всего я вижу во сне синее море, жёлтый песок, высокие пальмы и прозрачное голубое небо, а в нём — созвездие в виде креста.

Когда-то отец сказал мне: «Помни, сынок, не на каждом кресте распят Христос». Впоследствии, вспоминая его слова, я сделал выводы:

1. Не каждый страдающий делает это за веру.

2. Не каждый принимает на себя страдание добровольно.

3. Не каждое страдание искупает грехи.

И всё же распятие из сна кажется мне особенным. Я всегда интересовался Евангелием. Говорят, в нём не может содержаться тайны, но что, если мы слишком изменились и утратили способность правильно понимать написанное?

Синее море и жёлтый песок…Высокие стройные пальмы, раскинувшиеся под голубым небом, несущим звёздный крест…

Иногда я думаю: не рай ли это?

Но я не могу размышлять об этом слишком долго. Во всяком случае — не здесь, где всё так мило моему насквозь прогнившему сердцу. Есть ограничения, которые накладывает на нас природа. Поэтому таймер, установленный на пять часов, активируется, и я вынужден усилием воли вызвать меню. Оно всплывает перед глазами в виде набора кнопок, и я протягиваю руку, чтобы нажать ту, на которой написано «Выход». Буквы вспыхивают на мгновение оранжевым светом, и меня облепляет ослепительно-белый снег — так происходит возвращение в реальность.

Глава 2

Поднимаю руки и снимаю тяжёлый шлем. Положив его на пол (как было принято когда-то обращаться с головными уборами), начинаю стаскивать перчатки. Затем встаю и, потянувшись, берусь за молнию комбинезона. Контакты отсоединяются от кожи с тихим причмокиванием, и спустя несколько секунд я остаюсь в одном белье.

Больше всего хочется в туалет — как всегда после погружения в виртуальность. Кроме того, посасывает под ложечкой, а во рту царит настоящая засуха. Но встреча с унитазом, естественно, побеждает в конкуренции потребностей моего организма, и я направляюсь в туалет.

Через пару минут, открыв в ванной воду, я влезаю под душ и принимаюсь неторопливо намыливаться. Тело слегка затекло, и упругие струи просто как подарок судьбы. Закончив водные процедуры, растираюсь махровым полотенцем и набрасываю тёплый халат — после мытья мне всегда немного холодно, даже летом.

Когда я вхожу в комнату, звонит терминал.

— Ответить! — командую я, и домашний компьютер послушно включает громкую связь.