На пляже Шакиб больше не появлялся. С утра уходил гулять в приморский парк, глазел на диковинных птиц павлинов, ел пирожки с сыром и пончики в летнем кафе, а потом бродил по аллеям, вспоминая строки из суры «Аль-Бакара»: «Обратитесь за помощью к терпению и молитве». Дедушка часто повторял, что когда посланника Аллаха (мир ему и благословение) одолевала забота или печаль, он начинал молиться. Но назвать его нынешнее состояние печалью было бы не совсем точно. Скорее, это была досада, и даже злость на самого себя. «Она — не для меня!» — твердил он, запивая пирожки теплой минералкой. «А для кого? — возражал ему кто-то упрямый из глубины подсознания. — Ты что — хуже других?» «Она же — иудейка, враг!» — решительно парировал Шакиб. И снова обращался к Корану: «Запрещает вам Господь брать в близкие друзья тех, кто воюет с вами из-за религии и выгоняет вас из ваших домов или помогает изгнанию вас…» Возвращаясь в санаторий в конце дня, старался ходить по дальним закоулкам парка, чтобы не встретить ту, о которой так и не смог запретить себе думать.

— Алладина не видел?

Занятый своими мыслями, Шакиб даже не заметил, как Алла оказалась прямо перед ним.

— К-кого? — растерялся он.

— Ну, Алладина. Вы же с ним соседи по комнате! — Алла явно нервничала.

— Не видел.

— А где он может быть? Давай поищем.

— Да что случилось-то? — наконец пришел он в себя.

— К нему жена приехала.

— Какая жена? — удивился Шакиб. — Разве Алладин женат?