– А что маги древности считали знаком того, что внутреннее безмолвие начало работать, дон Хуан? – спросил я.

– Внутреннее безмолвие начинает работать с того момента, как ты начинаешь развивать его в себе, – ответил дон Хуан. – То, к чему стремились маги древности, было финалом, драматическим концом и результатом достижения этого индивидуального порога безмолвия. Некоторым особо одаренным магам для достижения вожделенной цели необходимо всего лишь несколько минут безмолвия. Иным же, менее талантливым, требуется гораздо больший период тишины, чтобы прийти к результату. Желаемый результат – это то, что маги называли остановкой мира, – момент, когда все вокруг перестает быть тем, чем было всегда.

– Это момент, когда маг возвращается к подлинной природе человека, – продолжал дон Хуан. – Маги древности также называли это абсолютной свободой. Это момент, когда человек-раб становится свободным существом, способным на такие чудеса восприятия, какие могут бросить вызов нашему самому богатому воображению.

Дон Хуан уверил меня, что внутреннее безмолвие является путем, который ведет к истинному отказу от суждений; к мгновению, когда наши чувства прекращают интерпретировать чувственные данные, излучаемые Вселенной; к моменту, когда постижение перестает быть силой, которая приходит к определению природы мироздания через повторение и использование.

– Магам необходим переломный момент, чтобы внутреннее безмолвие заработало, – сказал дон Хуан. – Переломный момент подобен раствору, который каменщик кладет между рядами кирпичей. Лишь когда раствор твердеет, отдельные кирпичи превращаются в структуру.

С самого начала нашего знакомства дон Хуан не переставал вбивать мне в голову мысль о значении внутреннего безмолвия. Я старался изо всех сил следовать его советам накапливать внутреннее безмолвие самым искренним образом каждое мгновение. У меня не было ни возможностей измерить свои приобретения, ни средств, чтобы судить о том, достиг я наконец своего порога или нет. Я просто упрямо нацелился на то, чтобы развивать в себе такое состояние. И не только затем, чтобы сделать приятное дону Хуану, но и потому, что считал это делом чести.

Однажды мы с доном Хуаном беседовали, лениво прохаживаясь по главной площади Эрмосильо. Было около полудня. По небу плыли тучи. Жара была сухой и действительно очень приятной. Повсюду сновали толпы людей. Площадь окружали ряды магазинов. Я не раз бывал в Эрмосильо, но никогда не обращал внимания на магазины. Я знал, что они там есть, но никогда не думал об этом сознательно. Я не смог бы нарисовать карту площади, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Сегодня же, прогуливаясь с доном Хуаном, я старался точно определить местонахождение каждого магазина. Я пытался найти что-то, способное послужить мне как мнемонический инструмент, нечто, способное пробудить мои воспоминания в дальнейшем.

– Как я уже говорил тебе, – раздался голос дона Хуана, выбивший меня из колеи этих мыслей, – каждый маг, которого я знал, – будь то мужчина или женщина, – рано или поздно достигал переломного момента своей жизни.

– Ты подразумеваешь, что с ними случался психический срыв или что-то в этом роде? – спросил я.

– Нет, нет, – ответил он, смеясь. – Психические срывы – удел личностей, которые индульгируют на самих себе. Маги – не личности. В данный момент я подразумеваю под этим то, что непрерывность их жизней должна быть разбита во имя обретения внутреннего безмолвия, которое станет активной частью их структур.

– И очень, очень важно, – продолжал дон Хуан, – чтобы ты сам умышленно достиг этого переломного момента или создал его искусственным и разумным путем.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил я, заинтригованный его причудливой логикой.

– Твой переломный момент означает конец той жизни, которую ты знаешь. Ты выполнил все, о чем я говорил тебе, прилежно и точно. Если ты и талантлив, то сумел скрыть это. Возможно, это твой стиль. Ты не медлителен, но действуешь, как медлительные люди. Ты очень уверен в себе, но ведешь себя, словно ты беззащитен. Ты не робок, но производишь впечатление, будто боишься людей. Все то, что ты делаешь, указывает только на одно – ты должен все это разбить. Безжалостно.

– Но каким образом, дон Хуан? Что ты имеешь в виду? – спросил я взволнованно.

– Я думаю, что все сводится к одному поступку, – ответил он. – Ты должен покинуть своих друзей. Ты должен распрощаться с ними по-хорошему. Ты не сможешь продолжать идти путем воина, неся за плечами свою личную историю. И если ты не покончишь с прежним образом жизни, то не сможешь следовать моим наставлениям.

– Минутку, минутку, минутку, дон Хуан, – сказал я. – Мне нужно прийти в себя. Ты требуешь от меня слишком многого. По правде говоря, я не уверен, что смогу все это сделать. Мои друзья – это моя семья. Моя точка отсчета.

– Точно, точно, – заметил он, – твоя точка отсчета. Именно поэтому с ними следует расстаться. У магов только одна точка отсчета – бесконечность.

– Но как я могу это сделать? – спросил я жалобно.

Его требования выводили меня из равновесия.

– Ты можешь просто уйти, – сказал он равнодушно. – Уйти любым возможным путем.