– Не могу и не собираюсь, – отчеканил Блэквуд. Его бархатный баритон вновь зазвучал острее сумеречной стали. – Мне тоже охота такую красоту лицезреть, знаете ли.

– Что он здесь делает? – зло поинтересовался отец, в упор уставившись на Ливингстоуна. – Этой ядовитой твари не место рядом с… юной девушкой, кем бы она ни была.

Кем бы она ни была… Каждое слово хлестало больно-пребольно, будто пощёчина. Хотя откуда мне знать? Меня ни разу никто не бил. Я росла в приличной семье, любящей и дружной, и мой отец никому бы не позволил даже пальцем меня тронуть.

Всего три дня назад я была его любимой и единственной дочерью. Теперь он даже смотреть на меня не желает.

– Ядовитая тварь является куратором факультета, куда волей Царицы и Горнила была направлена леди Лисандра Сеймур. Так что да, мне здесь самое место. – Блэквуд демонстративно отступил обратно к двери, плечом оперся о массивный деревянный косяк. – Вы же не хотите лишиться кабинета, архимагистр?

Ливингстоун едва заметно скрипнул зубами, но доброжелательную улыбочку с лица не стёр. Я же, едва глянув на выражение его лица, вдруг испытала небывалое чувство благодарности к лорду Блэквуду за то, что он не ушёл, не бросил меня одну разбираться… со всем этим.

Повинуясь взмаху руки Ливингстоуна, ко мне подвинулось второе из свободных кресел для посетителей, и я послушно уселась на его краешек. Смотреть на отца мне тоже не хотелось, однако я пересилила себя и подняла голову.

 Надо же, а я словно успела забыть как он выглядит. И как он нервничает перед серьёзными разговорами, забыла тоже.

– Не желаете ли чаю, леди Лисандра?..

– Вы издеваетесь? – произнесла я подчёркнуто тихим голосом.

Сахарная улыбочка Ливингстоуна подувяла, и он решил напустить на себя сочувственный вид.

– Что ж, разговор нам предстоит не самый приятный. Гаррет, мальчик мой, ты уверен в своём решении? Я полагаю, ты реагируешь несколько чрезмерно, ведь времена нынче совсем иные…

– Всё уже решено и официально оформлено, – ответил отец, глядя, впрочем, не на Ливингстоуна – на меня. – Лисандра, я смирился бы с тем, что ты не от меня – в конце концов, где-то в глубине души я всегда это подозревал. Но называть своей дочерью тёмную ведьму я просто не вправе. Мои предки перевернутся в гробах; мою семью не примут ни в одном приличном доме; мои сыновья останутся без невест…

Всё это я прекрасно понимала – как не понимать? Но предательство всегда остаётся предательством, в какую обёртку ты его ни упакуй. Каждое слово отца… лорда Сеймура больно ранило.

Нормальные девушки, когда им больно и страшно, обычно плачут и умоляют. Вот только я нормальной никогда не была.

Когда мне больно и страшно, я прихожу в ярость.

– Никогда бы не подумала, что Гаррет Сеймур, верховный страж столичного региона, – трусливое ничтожество, – бросила презрительно и зло. – Хотя бы наберись смелости сказать мне в лицо – я отрёкся от тебя, Лили! Я никчёмный трус, Лили! Я двадцать лет звал тебя своей дочерью, Лили, только чтобы вышвырнуть из дома, как надоевшего щенка!

– Замолчи, Лили! Заткнись сию же секунду, иначе видят звёзды, я всыплю-таки тебе ремня! – рявкнул он, стиснув кулаки до побелевших костяшек. – Ты понятия не имеешь, какой ценой мне далось это решение. Я сделал то, что должен, и не собираюсь оправдываться.

– Ну конечно. Ты никогда не оправдываешься.

Он взглянул на меня так беспомощно и несчастно, что на какой-то миг мне стало ужасно его жаль. Но только на миг. Ярость моя куда сильнее жалости.