Распахиваю глаза и решаю все-таки повизжать.
Но крик застревает в горле. Я резко отвлекаюсь на другое и забываю о простых девичьих радостях типа закатывания истерик на ровном месте.
Я нахожусь на каком-то высоком стуле. Прямо передо мной стоит низенький старикашка. Лысина натерта до блеска ‒ аж слепит, а пурпурный костюм переливается, будто скопище гирлянд на искрящемся снегу. На меня он не смотрит. Глядит куда-то через плечо и настойчиво тычет в мою сторону объемной емкостью с крышкой.
‒ Клади его сюда, сотый, ‒ отдает распоряжение старикашка. Голос у него звонкий, но на конце фразы уходит в хрипотцу. ‒ Осторожно. И за когтями следи.
Удивляться, в принципе, тут есть чему. Но меня отчего-то больше заинтересовывает фраза про когти. Когда я купала щенка и тискала в процессе совместного пожирания пельменей, никаких когтей не заметила. Лапки Малявы были кожистыми и мягкими, как комки влажной ткани. Вот и сейчас звереныш спокойно сидит на моих коленях, вполне сносно перенося всю мощь моих объятий. К тому же при виде старика я притиснула щенка к себе еще сильнее, скрывая его гладким тельцем все, что для посторонних глаз предназначено не было.
Моя сорочка вообще-то для торжественных выходов не предназначена и скрывает нижнее бельишко только тогда, когда я стою. Когда же сижу, да еще коленки в разные стороны, ‒ вот как сейчас, ‒ святое светится на всю округу.
‒ Сотый, ‒ снова зовет старикашка. К его интонациям добавляется нетерпение. ‒ Тебе же лучше поскорее избавиться от монстра.
Монстра?
‒ Можешь расслабиться, ‒ продолжает лысик. ‒ Сними с него блокировку, которую ты сумел наложить. И поскорее запри его в клетке.
Расслабиться, говоришь? Да я, блин, вообще на расслабоне.
Продолжаю молчать. В голове же лихорадочно мечутся мысли, образуя завихрения и безумную толкучку.
Монстр ‒ это, по всей видимости, мой песик.
Не знаю уж, что он там имеет в виду под «блокировкой», но выпускать Маляву из объятий и уж тем более сажать в эту клетку я не собираюсь в ближайший… да ни фига не собираюсь!
‒ Сотый! Мы теряем время!
Так, дедуле бы стоило сначала заиметь со мной зрительный контакт. А то как строить полноценный диалог, когда задний план для него интереснее, чем полуголая девчонка прямо перед ним?
Я обычно весьма рациональна, так что панику, истерику и визги решаю оставить на потом.
Перемещаю щенка так, чтобы не открыть обзору посторонних чего-нибудь лишнего, и вытягиваю ногу над клеткой в сторону старикашки. Радостный Губка Боб на моем носке оказывается где-то у левого плеча недовольного дедули. Тюкаю пару раз того по плечу и сразу отдергиваю ногу.
‒ Что такое?
Старикашка поворачивается ко мне. И я едва не роняю челюсть от удивления. Половину его лица скрывает нечто, похожее на черную маску сварщика. Колоритный видок. Особенно с такой модельной лысиной и искрящимся костюмом.
А вот старикан, в отличие от меня, все же роняет… Но не челюсть. А клетку. Округлая емкость откатывается куда-то во тьму. Его руки начинают трястись. Он пытается стянуть маску, но получается это у него только с четвертого раза.