Глаза её и губы слегка округлились. Потом Лидайя засмеялась:

 – Вижу, у вас всё отлично.

Под её полным любопытства взглядом я засмущалась и поскорее сбежала душ. Но разговор на этом не закончился. Когда после душа я стала доставать из шкафа вещи на завтра, хотела утром идти на тренировку сразу от Хена, с ним вместе – Лидайя поначалу следила за этим молча, а потом, не выдержав, спросила:

 – Он ведь ваш тренер?

 – Д-да… – я напряглась. Слишком много за этот день приходилось слышать, что я с Хеном из-за его статуса. Испугалась, вдруг и Лидайя так подумает.

Но она только задумчиво кивнула. После паузы сказала:

 – Знаешь… а я очень рада за вас. За тебя. Потому что я видела, какая ты была эти полгода. И я рада, что ты наконец ожила и встретила того, от кого твои глаза снова сияют. Карин тоже хороший парень, но с ним ты не была такой, какая ты сейчас. Ну и… твой тренер красавчик, подруга, – она вдруг подмигнула, да так карикатурно, раскрыв рот, что я покатилась с хохоту.

А потом бросила вещи на диван, подлетела к ней и обняла со всех сил.

 – Спасибо, – шепнула тихо.

 – Фу-фу, что за нежности, иди с тренером своим обнимайся, – отпихнула она меня. И вдруг спросила серьёзно: – Только ты про предохранение ведь не забываешь, я надеюсь?

Ох. Забота была одновременно и приятной, и смущающей. Я пробурчала:

 – Всё под контролем, – и поскорее вернулась к вещам. Щёки снова погорячели.

С тех пор как Лидайя научила меня следить за этим, у меня вошло в привычку два раза в месяц выполнять ритуалы в честь Девы и Матери. Настолько, что я даже не думала о том, ради чего вообще это делаю. И уж совсем не думала, что это всё пригодится мне… так быстро.

После ужина Хен затащил меня на подоконник и усадил на колени. Мы кутались в плед, было тепло. Свет погасили, защита от слежки мерцала серебристой плёнкой, и огни академии расплывались за ней огромными пятнами света: оранжевые, жёлтые, белые, синие… как разноцветные свечи из-под толстого слоя мутного стекла.

Хен смотрел туда, но я сомневалась, что он что-то видел. Скорее, размышлял о чём-то: на лбу у него заломилась складочка, тёмные брови хмурились. Он снял маскировку, и у меня замирало сердце от рассеянной синевы его глаз, от линии подбородка, от губ. Я впитывала в себя его черты, будто смотрела не глазами, а всем телом. Казалась нестерпимой мысль, что я могу его потерять… снова.

 – Хен… – щемящая тоска и страх подкатили к горлу, пролились в звук.

 – М-м? – он рассеянно посмотрел на меня.

 – Ты больше не уйдёшь?

Широкие тёмные брови сдвинулись сильнее. Некоторое время Хен просто смотрел на меня, потом сжал крепко-крепко.

 – Ни за что. Никогда по своей воле.