8 октября. С деревьев капает вода и ни единый луч света не пронизывает листвы.

— Идите одни, — стонет Абу-Гурун, — я отказываюсь продолжать путь.

Его ноги представляют сплошную рану. Пользуясь бессилием несчастного, пиявки не дают ему ни минуты покоя. Когда он проходит по чаще, они ливнем падают на него; пузыри на его ногах лопнули и образовали язвы, из которых самая большая — на икре — имеет размер монеты в пять су. Однако, он продолжает путь, опираясь рукой на мое плечо.

Почва губчата и грибы в изобилии растут на перегное. Они виднеются в глубине выбоин, на влажных мхах, вдоль откосов и усеивают старые пни. Тут и сморчки с карминовой прической, и волосатые подвишенники ультрамаринового цвета, и лисички с шафрановыми завитками, и бронзовые боровики, и багровые ядовитые грибы, словом, все виды, — от безобидных груздей до самых опасных мухоморов.

Я нашел грибок, шляпка которого равнялась почти двум метрам в окружности. Он был в лохмотьях и издавал неприятный запах плесени. Противные волосатые улитки, волосики которых при соприкосновении жгут сильнее крапивы, прилипли к его шейке, точно приклеенные; мошки ржавого цвета жужжали вокруг его гнилого ствола. Я наклонился, чтобы лучше разглядеть его, как вдруг плоская муха со сложенными крылышками скользнула под мою одежду. Резким ударом по моему рукаву Абу-Гурун раздавил ее наполовину и протянул мне насекомое, которое держал концами пальцев.

По маленькому значку, черневшему на его туловище, я узнал муху «цеце», укус которой убивает животное и вызывает у человека явления сонной болезни.

Но цеце редко залетает в высокие леса; она охотнее остается на пастбищах с редкими лесистыми полянками.

Уж не пришли ли мы к концу нашего пути?

С надеждой в сердце Абу-Гурун прибавляет шаг. За ним Муни со связкой густых веток в руке отгоняет мух и слепней, упорно преследующих нубийца с утра до вечера.

7 октября. Абу-Гурун стонал всю ночь. Утро уже оросило траву, когда он заснул, завернувшись в складки своего бурнуса. Муни тоже уснула; тихое, ровное дыхание вылетает из ее полуоткрытого рта и мерно колышет стебельки травы около лица.

День предстоит мучительный. Деревья, вырванные циклоном и наваленные в беспорядке друг на друга, образуют преграду, кажущуюся непреодолимой.

Я бродил, исследуя встречающиеся препятствия, когда Абу-Гурун вдруг проснулся. Он с беспокойством осмотрелся по сторонам. Увидев меня перед нагроможденным деревьями, он крикнул с рыданием в голосе:

— Не оставляй меня здесь одного! Сжалься, не уходи без меня!

В его взгляде горела тоска. Опираясь руками о землю, он попытался встать на ноги, но снова упал с глухим стоном.

— Не бойся, — сказал я ему, — никто и не думает покидать тебя.

— Где Муни? — спросил он меня.

— Она ищет дикие плоды в кустарниках.

— Не надо ждать дольше, — сказал он прерывающимся голосом, — я умру спокойно, зная, что вы в безопасности!

В ту же минуту появилась Муни с ужасом на лице.

— Мы погибли! Со всех сторон нас окружают карлики!