— Огнеслав, не кажется ли тебе, что твои электрические забавы отвлекают и от авиации, и от арборита? — Петр относился к той породе изобретателей, что мог годами бить в одну точку, и не понимал метания Костовича и Джевецкого, которых увлекало решительно все на свете. — Спалишь свой заводик, где будем крылья собирать?
Мастерская предприимчивого серба напоминала свалку электротехнической продукции. Начитавшись про опыты Теслы, он решил повторить часть из них, попутно изобретая что-нибудь свое. Пожары и верно случались, пару раз его хорошо обожгло, и раз дернуло током, но не остановило.
— Обижаешь, друг мой. Гляди.
Привычная взору запальная свеча от авиамотора была зажата в тиски рядом с такой же, но чуть иного вида. Подав на первую из них напряжение от магнето и вручную щелкая прерывателем, Костович сказал:
— Бензиновые двигатели имеют низковольтное зажигание. Потому расстояние меж электродами свечи малое, искра слабая. После каждого полета свечу надобно вывернуть, зачистить и зазор проверить. Теперь по методу Теслы ставим повышающий трансформатор, — он включил между прерывателем и второй свечой бобину, крутанул магнето и насладился, когда Самохвалов дернулся от неожиданно громкого щелчка. — Это всего-навсего сто десять вольт. Я доведу до нескольких сотен. Пошли еще кое-что покажу.
На слесарном участке дремал новый четырехцилиндровый двигатель. Проявив своеволие, серб исполнил его по оппозитной схеме.
— Понимаешь, в рядном моторе обдув заднего цилиндра никак не получался. Нужно водяное охлаждение, но это опять вес и куча новых деталей. Но зато я обошелся без второго распредвала. Видишь — он один, от него в трубках штоки к головкам, открывают клапана через коромысла. Но главное — новые свечи. Я под нормальной нагрузкой не пробовал пока, с пропеллером, только сдается мне, что расход топлива возрастет не сильно.
— Новые свечи надежны?
— Пока нет, — честно вздохнул Огнеслав. — Как у меня нормально получается, я сразу напряжение поднимаю. На 110-вольтовых мотор гарантированно работает час, потом менять.
— Плохо. По мне лучше старые, но надежные, чем твои отличные, но опасные.
— Не дрейфь. Пока что я на каждый цилиндр по две ставлю. Одна из строя выйдет — сильно разницу не заметишь, чуть сгорание ухудшится. И не рычи на меня, коллега. Запасной мотор на тройку есть — летай на здоровье. Больше двухцилиндровых делать не буду. «Четверка» уже почти готова, но без нового мотора она стоит и проветривается. А ты меня с двухмоторным понукаешь. Пока «пятерка» вообще безмоторная.
— Стало быть, двухместку ты и не начинал.
— Снова обижаешь. Жестокие вы, русские.
Хитрый серб провел компаньона в сарай, где показал готовые каркасы под обтяжку перкалью.
— Не зашиваю пока, хочу размер моторамы уточнить. И как бы я ни экономил на улучшении сгорания, два четырехцилиндровых двигателя куда больше сожрут, чем один двухцилиндровый. Как ни крути, бак нужен литров на четыреста. Внутреннее пространство верхнего крыла, над центропланом, под бак уйдет, чтобы бензин самотеком вниз поступал.
Петр присвистнул. Летая над сугробом перед комиссией, он плеснул в бак одно ведро бензина. Четыреста литров да масса самого танка добавляют килограмм триста пятьдесят к взлетному весу. Крепление крыла должно такую массу выдержать, значит, и оно потяжелеет. На шасси нагрузка. Даже без пассажира медленно, но уверенно приближаемся к тонне.
Оставшаяся часть лета ушла на исполнение государева веленья о переезде в Гатчину. Коли выбирать дворец, Петр предпочел бы любой из них на побережье Финского залива, чтобы нарезать километры над мелководьем и всегда иметь под крылом водяную подушку. Но не объяснять же это императору.
Памятуя про опасность близости к сильным мира сего, неосторожно приближающимся к малоиспытанному воздушному аппарату, Самохвалов решил перестраховаться бумажками, где и как мог. Он оформил казарму, сараи и кусок поля в безвозмездное пользование акционерному обществу «Садко» (Самохвалов-Джевецкий-Костович). С военным ведомством составил кабальный для последнего договор, в котором предусмотрел финансирование последним обучение военлетов на самолетах «Садко» по очень смелому тарифу, отсутствие какой-либо ответственности за травмы и гибель курсантов вследствие несовершенства новой техники, полную и всеобъемлющую ответственность армии за утрату или порчу самолета.
История подписания этих документов могла составить тему отдельного романа. Ванновский лично черкал самые неудобные пункты, перепоручал Обручеву и его аппарату, после чего Самохвалов, успешно использовавший одну из первых в России печатную машинку «Ремингтон» с русской раскладкой, вновь приносил оригинальный текст и с ангельским терпением объяснял, что иначе волю Императора не выполнить.
Учебные полеты в Гатчине начались в сентябре. За отсутствием учебных пособий все, что имели курсанты, были писанные ими краткие конспекты лекций. Единственным тренажером была «тройка», ее пилотское место, а также постоянные разборки-сборки двигателя, регулировки подкосов и расчалок, подклейка пробитой перкали и прочие упражнения из категории «люби и саночки возить».