— Сто тысяч рублей.
— Всего-то? — Корзунов хохотнул, покачал головой.
— Всего-то? — Прошин вскочил, снова забегал. — У меня и половины нет!
— Я тебе займу. Нет, не все, но двадцатку займу. Насобираешь с миру по нитке.
Прошин сел, уставился на приятеля.
— Ты рехнулся? С чего ты решил, что я буду платить? Это ж надувательство одно!
— Не рехнулся я! — Корзунов приблизил лицо, зашептал, оглядываясь на кухонную дверь. — Надувательство, как же! Кузьмин вон купил таланту себе. Знаешь ведь, как он живет…
— Вздор! — закричал Прошин, Корзунов зашикал на него, тот прикрыл рот рукой. — Вздор, говорю. У Кузьмина писательского таланту ни на грош. Графоман, да и только.
— Ты, Витя, дурак или кто? — спросил Корзунов, глядя с непритворным ужасом. — Я ж тебе объяснял, что писать так, как Кузьмин, тоже талант нужен. Или не объяснял? Тебя вот издают такими тиражами? Про тебя по телевизору трещат день и ночь? Ты премии получаешь? Сколько книжек ты издал? Три? Четыре? И что? Тебя хоть раз остановила на улице девчонка с горящими глазами, чтобы выпросить автограф?
— Было…
— Врешь! — убежденно сказал Корзунов. — На тусовках было, не спорю. Но там у всех автографы просят, даже сами фэны друг другу в книжечки пишут. На долгую добрую память. А? Ну согласись, согласись!
Послышался стук, и робкий голос жены Корзунова поинтересовался, не нужно ли чего-нибудь мужчинам. Хозяин высунул голову за дверь, пробормотал:
— Душа моя, у нас очень важный разговор, нам не надо мешать.
— Ну так что? — грозно спросил он у Прошина, нависая над ним.
Прошин пожал плечами, поежился.
— Враки все это, — произнес неуверенно.
— Ну конечно! Ну конечно! — Корзунов хлопнул себя по толстым ляжкам, принялся ходить из угла в угол. — Враки, а что ж еще! А ты попробуй! Попробуй, а потом скажешь, враки или нет. — Он остановился у стола, постоял минуту, потом резким движением разлил водку по рюмкам, поднял свою, осушил. Прошин неуверенно последовал примеру.
— Да я уж и так думаю, — проговорил Прошин, поглядывая на приятеля, — может, и правда заплатить?
— Заплати! — Корзунов навалился на Прошина, зашипел в ухо: — Заплати! Я тебе двадцатку дам, если окажется надувательство — можешь не отдавать. А?
— Ну?! — поразился Прошин.