– Пойдём, пошепчемся, – кивнул на дверь из рубки.
Накинули куртки, вышли на балкон левого крыла мостика.
– Я к тому, что придумай что-нибудь ещё, сгусти краски… если вдруг кого-то из наших переклинит на пацифизме – навроде «зазря столько людей угробили». Будет оправдание. Что скажешь?
Шпаковский достал сигареты, протянул капитану. Закурили, облокотившись на стальные перила, невольно любуясь: на фоне клубящейся туманом Земли Визе высился мачтами красавец барк – печальный зарифленный парусник на мертвенной зыби.
На носу судна возились матросы с «Ямала» – готовили судно к одиночеству и, возможно, к зимовке.
От борта отвалила шлюпка, горбатясь каким-то грузом, направляясь к ледоколу.
«Боцман опять чем-то прибарахлился», – удивляясь прижимистости подчинённого, подметил капитан.
Тихо молотя винтом, шлюпка приблизилась, и Черто́в разглядел бочки на её борту.
– Ещё капусту квашеную нашли? Неплохо бы было. Вкусная, зараза. Умели же раньше…
– Чистый продукт, без наших гербицидов. И норвеги, видишь, распробовали. И от цинги.
Шлюпка пошла мимо борта ледокола к нависающей ближе к юту стреле крана.
– Эй, на крэйсере, – специально коверкая, прокричал капитан, – чем разжились?
– Ворвань!
– Ёх. А зачем нам эта вонючка?
– Боцман велел.
Шлюпка скользнула дальше, и капитан не стал больше надрывать голос, повернувшись к помощнику:
– Видал? Где он её складировать собрался?
Шпаковский не ответил, зная, что капитан задался вопросом скорей риторически, а от него ждут ответ на другой вопрос.
Докурив, досадно блуканул взглядом и, не найдя пепельницы, помня о категоричном бзике кэпа «не гадить вокруг себя», забычковал, пряча окурок в спецовку.
– В тех записках и документах на английском ничего мы не найдём. Если они совсем не дураки, – медленно проговорил Шпаковский, – но и в экипаже никакой бузы не слышно. У нас-то любителей поспорить – пара умников-киповцев, и всё. Скорей наоборот, притихли и поняли, что теперь всё по-серьезному, и мы на военном положении. Не на словах, а… А пусть и звучит по-киношному – теперь кровью помазаны.