– Совершенно верно, ваше величество, – ответил Черто́в, – специальная модель для бездорожья.

Николай с минуту молча разглядывал салон через открытую дверь. Потом почти по-мальчишески спросил:

– И можно на ней прокатиться?

– Можно, – не сдержал улыбки Андрей Анатольевич, – только для этого придётся пройти немного во льды, выбрать местечко почище, неторошенное. Спустить краном машину на снег. И пожалуйста.

Естественно, Николай не отказал себе в удовольствии увидеть «Ямал» в действии – стоял на крыле мостика, глядя вниз, как с треском лопаются льды, вдавливаемые корпусом ледокола. И внезапно снова задал посторонний вопрос, заставив Андрея Анатольевича скрипнуть зубами от неожиданности и удивления:

– Джугашвили! Ваш эмиссар упоминал некоего Джугашвили, который оказался, как сказали, весьма умелым администратором, государственного мышления и уровня.

«Это что такое было? – тихо опешил капитан. – Я не ослышался? Во даёт Алфеич. Ну кто его просил. Вот дурило».

Вслух же прокашлялся:

– Есть такое дело.

– Но он же революционер. Его цель – разрушить самодержавие, империю.

– За любой революцией стоит адреналин индивидуума и жажда власти. Но в итоге все эти юноши с «горящим взором и пламенным сердцем», если их не сожжёт сама революция, перевоплощаются в аристократов или в бюрократов.

– А чем же вам так не угодила аристократия? – зацепился Николай.

– Аристократия в большинстве оглядывается на своё прошлое.

– А как же «помнить своих предков, свои корни»?

– Как только человек начинает кичиться своей родословной больше, чем дает он сам, тем сильнее напоминает старого импотента.

И опять монарх надолго замолчал, обдумывая сказанное.

«Чёрт меня подери! – Андрей Анатольевич не на шутку встревожился. – Не сказал ли чего лишнего? Вдруг он примет это на себя?»

И поэтому нарочито громко сказал в рацию:

– Стоп машина! Что ж, ваше императорское величество, место вполне подходящее для автомобильной прогулки.

И подметил: «А о Сталине словно и забыли».