Его брови удивлённо взлетают, рот растягивается в улыбке:

– Провоцируешь? Это зря!

Резко поднимается, ехидно улыбаясь, подходит к комоду, выдвигает ящик, вынимает оттуда деревянную шкатулку, из неё пакет с порошком. Направляется к двери и, почти уже скрывшись за ней, внезапно оборачивается со словами:

– Сейчас у тебя есть последний шанс убраться. После того, как я вернусь, такой возможности уже не будет.

Молниеносно вскакиваю, напяливаю обратно свою майку, бюстгальтер нервно пихаю в карман джинсов, но никак не могу справиться с этой простой задачей – не знаю, сколько выпила в тот вечер, но, очевидно, не мало.

Уже в лифте внезапно понимаю, что хочу остаться. Вот просто сознательно вернусь и пойду до конца. Конца чего? – спрашиваю у себя. Конца своего унижения, где будет, уверена, и конец этому чувству, вымотавшему мне уже всю душу, выжавшему из меня все жизненные силы, все мысли и желания, кроме одного – принадлежать ему. Так пусть же вытрет об меня ноги, пусть поставит уже эту чёртову точку!

Просто я понятия не имела на что иду, и каким способом её будут ставить, эту точку.

Возвращаюсь. Ложусь на кровать в одежде и жду. Долго. Сердце рвётся наружу, мне страшно и стыдно в то же время: рассудок, расслабленный алкоголем, не в состоянии осознать всю дикость сложившейся ситуации. Внезапно понимаю, что он прав – я похотливая кошка. Но только когда он рядом. Мне двадцать один, и я сильно перезрела для первого секса: даже если опустить всю романтику, моё тело элементарно давно уже требует этого физиологически. И, наверное, это одна из причин, почему я вернулась – элементарно хочу его. Хочу так сильно, что готова игнорировать все сказанные им мерзкие слова, забыть, как усердно он старался вызвать во мне отвращение, обидеть, заставить уйти.

Я как одержимая жажду его рук, губ на своём теле, хочу уже, наконец, узнать, каково это – ощутить его в себе. И да, он снова прав – это мой шанс. Тот самый, который нельзя упускать.

К моменту его возвращения успеваю немного протрезветь. А Эштон… Эштон – не Эштон. Его не шатает, но он с трудом фокусируется на том, что делает.

– У меня плохие … новости, – сообщает, с трудом подбирая слова.

Я молчу, пытаясь сообразить, что делать дальше.

– Резинки закончились! – добавляет с пошлой улыбкой, и я замечаю, что злость и ехидство исчезли.

Медленно приближается, силясь ступать ровно, но мне и без того ясно – он снова накачался наркотиками. Добавил ещё!

Ложится рядом со мной. Спустя короткое время:

– Ты собираешься раздеваться или нет?

Я набираю в лёгкие воздуха, чтобы послать его куда подальше, ведь в нормальном сексе мужчина же ласково должен снять с женщины одежду, целуя её при этом, отвлекая внимание от неловкости и стыда – я всё об этом знаю! В теории…

Но ответить не успеваю, в какое-то мгновение Эштон оказывается поверх меня, в глазах зловещий блеск:

– Забыл предупредить: я предпочитаю жёсткий секс!

Затем, глядя в мои перепуганные глаза, с ещё более зловещей усмешкой: