И он ведётся. Неожиданно. Может, тоже пьяный, а может, просто я каким-то чудом задела его честолюбие: как же так, любимая дочь его отца переспит по пьяни с проходимцем, и тот лишит её девственности, когда он мог бы сделать это сам.

Его джинсы слетают с него в одно мгновение ока, носки тоже. Он совершенно голый, стоит в центре комнаты в полной экспозиции.

А у меня шок: от необъяснимого и неясного выражения его лица, от красоты и мощи его обнажённого тела, от впервые в жизни увиденного мужского органа в возбуждённом состоянии. Да, именно это – и было тем, что напугало меня. Я пьяная, а потому глупая. Испугалась его члена. Не ожидала. Не представляла себе, что они такие.

– И… эта штука в меня войдёт? – сама в ужасе от всей инфантильности своего вопроса.

Мгновение, и Эштон прижимает меня к постели гостевой спальни:

– Ещё как войдёт, сестричка! – цедит сквозь зубы. – Предлагаю сделку.

– Давай. Излагай.

– Я тебя трахну сейчас, и даже постараюсь быть нежным. Но ты сваливаешь на хрен навсегда из моей жизни! НАВСЕГДА! – буквально орёт он в моё лицо, нависая надо мной, пугая, и я впервые осознаю, насколько гадкой и мерзкой выгляжу в его глазах:

– Эштон, прости меня… – успеваю только вымолвить, как дверь в комнату открывается.

Это Маюми.

Эштон поворачивает голову, и они встречаются взглядами. Один быстрый, как мгновение, но длинный, как вечность, диалог двух влюблённых людей. В её глазах боль, в его – бездна сожалений.

– Маюми… – шепчет он, но от шока не может даже шелохнуться.

Она вылетает за дверь, Эштон, наконец, отскакивает от меня с криком:

– Маюми!

И в этом имени столько отчаяния… столько страха…

Я всегда считала его безэмоциональным. Ошибалась – он эмоционален. Ещё как. Его руки сжимают лицо, он то ли скулит, то ли воет, затем убирает их, смотрит в мои глаза своими, полными слёз, и буквально выплёвывает свою всепоглощающую ненависть ко мне:

– Ну ты и сссука…

Столько боли, горечи, отчаяния, как в этой «суке» мне ещё не доводилось слышать.

Маюми улетела домой, в Токио. Да, она родом из сильно обеспеченной семьи, в Париже училась в одном с Эштоном институте, в Сорбонне. Там они и познакомились год назад. Почти сразу стали жить вместе, и Эштону удалось её убедить переехать вместе с ним в Штаты. Своё предложение он сделал не где-нибудь, а в Соборе Парижской Богоматери – решил последовать примеру отца. Об этом милом нюансе из истории моих родителей он узнал от меня: я была тем человеком, который открывал ему отцовские секреты, почти интимные моменты, сердечные тайны.

Маюми больше не вернётся. Никогда.