– Повернись ко мне спиной, – тихо просит Эштон.
Выполняю без лишних вопросов, и слёзы, наконец, не выдерживают, вырываются обильным горячим ручьём, стекая по виску. Ну и ладно, думаю, так даже лучше, хоть поплачу без риска быть уличённой, главное не всхлипывать и дышать ровнее… Мысленно представляю себя на лугу, устланном ароматными полевыми цветами, смотрю на синее небо, закрывая глаза от солнца рукой, улыбаюсь, и бурный поток эмоций удаётся остановить.
Чувствую движение, знаю, что Эштон принимает ту же позу, что и я, чтобы отделиться двумя спинами, а не одной – для надёжности. Господи, думаю, да он относится ко мне, как к чумной!
В носу снова щиплет, перед глазами опять луг и жаркое, сильное тело вжимается в мою спину и бёдра, повторяя меня, обнимая мой живот тяжёлой рукой, но это такая приятная тяжесть… Нет ничего слаще её, нет ничего желаннее, нет ничего роднее!
Я бы съязвила что-нибудь, вроде: «Просил не лезть целоваться, а сам тут же лапать кинулся!», но не могу, сил нет сдержать рыдания, и они лавиной вырываются наружу, слёзы намочили мягкую ткань под моей щекой, горло душит нечто непонятное, необъяснимое, но упорное, я задыхаюсь и в попытке набрать в лёгкие воздуха внезапно всхлипываю.
Выдала! Всё-таки выдала себя, дура!
Жду, что он отпустит, испугается, отвернётся, как обычно, как всегда это происходило, кроме одного единственного раза – тогда в наше первое Рождество. Но он прижимает свою руку ещё плотнее и не только её: его дыхание в моих волосах окутывает теплом и нежностью, творит мой мир безмятежности. Боль отпускает, проходят судороги рыданий, успокаивается сердечный ритм.
– Зачем ты поцеловал меня тогда? – мне нужно знать это. Давно уже нужно.
Не сразу, но всё же он отвечает:
– Не знаю. Это был… момент. Один из тех, когда просто чувствуешь, не думая о последствиях, разумности, правильности. Просто отдаёшься порыву.
Я больше не задаю вопросов, Эштон не стремится говорить тем более. Мы оба знаем, что он не любил, не любит, и не полюбит, но никогда уже не будет чужим мне.
Долго не засыпаем. Я – по вполне очевидным причинам: когда ещё жизнь подкинет такой подарок, как ночь в объятиях любимого мужчины? Пусть и не тех, о которых мечталось, но тем не менее! А он… он не спит тоже, я это чувствую, слышу по его дыханию. Почему – не знаю, может, думает о своей Маюми?
Когда его тело расслабляется от сна, спокойствие окутывает и меня, и это самый безмятежный, самый сладкий, самый волшебный сон в моей жизни.
Просыпаюсь от боли в онемевшем боку, но готова терпеть её ещё вечность, только бы обнимающие меня руки не отпускали как можно дольше. Уже светает, и я лежу, разглядывая тонкие зелёные нити травы и ярко-жёлтую головку одуванчика прямо перед своим носом. Спустя небольшое время чувствую протяжный вздох за своей спиной.
– Не спишь? – спрашиваю.
– Нет… – отвечает.
– Давно?
– Около часа.
– Чего не встаёшь?
– Боюсь тебя разбудить…