Тук-тук. Кто там? Динь-Дон

Тайный дневник Биби

Дорогой Дневник, из всех ужасных вещей, в которых я успела тут признаться, эти татуировки вызывают у меня наибольшее отвращение, а ведь они были даже не на моем теле. Хотя, конечно, я полагаю, технически они иногда оказывались на нем. (Ну, ты понял.)

Справедливости ради, я вообще не знала, что у Харли есть татуировки, до тех пор, пока он не припарковал свой сосискомобиль в моем гараже. (Я говорю сосискомобиль, потому что эта штука была размером почти со знаменитую хот-договую машину Оскара Майера. Почти.)

После первого знакомства с этим пятикилограммовым удавом из штанов я начала называть Харли «Динь-Дон». Он был польщен, так как думал, что это из-за размера его члена. Благослови его, господи.

Я сорвала с него одежду в темноте подвала, и уже только потом, когда мы со всем закончили, и я включила яркий флюоресцентный свет, я заметила нацарапанное у Харли на груди странное маленькое слово. Оно было слева, над грудной мышцей, слишком высоко, чтобы быть на сердце, где-то между сердцем и ключицей. Татуировка была очень бледной, словно ее написали карандашом или делали в тюрьме. Тюремные татуировки почему-то всегда имеют бледный вид. (Во всех смыслах этого слова.)

Прищурившись, я пригляделась внимательнее, пытаясь понять, что же там написано, пока Динь-Дон был сосредоточен на вползании в свои кожаные штаны и не замечал моих изысканий. Мне удалось разобрать слово из трех букв, нацарапанное корявой черной линией, – РУК.

И все. Просто РУК. На груди. На его чертовой груди было написано РУК, Дневник.

Рук… рук…

Наверняка это должна быть какая-то шутка, сокращение или игра слов. Люди же не просят других людей навсегда пометить одну из своих частей тела названием другой его части, да?

В поисках какого-то объяснения мой мозг начал судорожно перебирать образы, фразы, шутки, анаграммы, песни и прочие ассоциации всего моего жизненного опыта. И не нашел ни-че-го.

Когда Динь-Дон наконец снова втиснул свою анаконду в свои обтягивающие штаны, я спросила у него об этом. И тут же страшно раскаялась.

Харли радостно – слишком радостно – объяснил:

– А, ты про это? Ну, там должно было быть ПАРНИ 168 БРУК СТРИТ, но парень, который мне это делал, смылся из города, не успев все закончить.

Пожав плечами, он начал искать свою майку, нисколько не смущаясь тем, что сказал.

У меня было столько вопросов по поводу его объяснения, что я прямо не знала, с чего начать.

«Значит ли это, что ты принадлежишь к банде? Этот парень исчез из города через пятнадцать минут после того, как начал делать тату? Выскочил из окна ванной? Вся эта надпись не заняла бы больше сорока, ну максимум пятидесяти минут? Или, погоди, «исчез из города» – это такой эвфемизм для слова «прирезали»? И почему он начал с середины слова в середине фразы? Он что, страдал дисграфией?»

Почувствовав мое недоумение, Динь-Дон продолжил, засовывая босые ноги в незашнурованные ботинки:

– Когда мы жили в Атланте, я был в тусовке, которую называли «Парни из сто шестьдесят восьмого на Брук-стрит». Мы все жили в этом дерьмовом домище, и это был адрес – 168 Брук-стрит. – Улыбаясь, словно вспомнил добрые старые времена, он добавил: – Они называли меня Лишайный Джеймс.