У меня было прекрасное детство – ни братьев, ни сестер, чтобы оспаривать мой авторитет, только я и пара обкуренных взрослых, осыпающих меня вниманием, любовью и прозвищами. Так что, естественно, по непреложным законам выработки классических условных рефлексов, я привыкла ассоциировать прозвища с любовью. Даже сейчас, спустя десятилетия, назовите меня лапочкой или душечкой, и я немедленно сделаю вывод: этот человек обожает меня и совершенно очевидно пожертвует мне свою почку, если нужно.

Идиотка.

Хотя я, естественно, привязалась к прозвищу Биби, самой любимой моей кличкой была та, которой прозвал меня Харли, мой следующий бойфренд после Рыцаря, – Леди. Мне было шестнадцать, а это звучало очень взросло и сексуально. Прозвище не было банальным, как Малыш, и не было похоже на то, что могли просюсюкать в телефон мои родители, если подымали трубку после десяти вечера, прекрасно зная, что я в это время говорю с мальчиком.

Леди звучало гордо. Сильно. Женственно. Классически.

А я на самом деле ничем таким не была.

Когда мы с Харли встретились, я носила брекеты, весила сорок пять килограммов – вместе с ботинками со стальными носками – и была выбрита практически наголо. Нас познакомила в благотворительных целях моя одноклассница – после того как Рыцарь обманул меня, унизил и несколько раз наорал на меня на виду у всей школы.

Я знаю, Дневник, о чем ты сейчас подумал. Рыцарь, злобный скинхед, оказался дерьмовым бойфрендом? А вот и нет! Черт, я и предположить этого не могла.

Ну, вообще-то, как оказалось, где есть приливы, есть и отливы. И когда они наступают, все, что в какой-то момент крутилось поверху, переворачивается и остается разбитым и испачканным далеко от того места, где началось.

Такой же знаменитый и известный, как и Рыцарь, Харли Джеймс был легендой. Он был настоящим плохим парнем Старшей Школы Персикового Округа. Никто толком не видел его после того, как его выгнали, я тогда еще училась в средней школе, но ходили слухи, что он бомжует в заброшенном доме где-то в Атланте с бандой отъявленных панков или еще каким-то образом романтически бродяжит. Теперь-то я знаю, что этим словом называются обычные бездомные, но тогда Харли Джеймс был богом панк-рока и тем самым отличной местью.

Девочка из моего класса по социальным наукам дала мне его телефон, увидев, как я расстроена после нашего очень публичного и очень страшного теперь-все-думают-что-меня-могут-зарезать-и-размазать-по-капоту-рыцаревой-машины-как-сломанную-игрушку расставания.

Без моего ведома Рыцарь несколько месяцев назад стал принимать стероиды и трансформировался в чертова Невероятного Халка. Только, в отличие от героя фильма, он постоянно был огромным и не в себе. Вот вообразите себе этого жаждущего крови засранца, а потом добавьте туда еще двадцать кило мускулов и бешенства. Он был просто жутким, и после особенно драматический сцены, разыгравшейся на хеллоуинской вечеринке у Тревора Уолкотта, мне резко понадобился новый бойфренд.

В ту ночь вся моя жизнь пронеслась у меня перед глазами. Мне очень нравился Тревор. Он был у нас новеньким, и его разведенная мама разрешила ему устроить огромную вечеринку на Хеллоуин. Она пыталась таким способом загладить то, что ушла от его отца и посреди учебного года перевела Тревора в новую школу. Тревор был крутым, аж дымился – у него были подведенные черным глаза, черные волосы, черные ногти, спальня, увешанная плакатами The Crow, и-он-рассказывал-что-принимает-литий-от-депрессии-и-самопорезов-в-первую-же-минуту-вашей-встречи. О-о-о, темный страдалец.

Я твердо собиралась вытрахать из него всю эту фигню на этой вечеринке. Единственной проблемой было, что технически я все еще была подружкой Рыцаря и опасалась, что, если расстанусь с ним, некоторые части меня будут обнаружены потом в холодильнике в подвале.

В приступе гениальности я придумала, что решением всех моих проблем станет записка Рыцарю, что у нас все кончено, и ее надо оставить у его мамы по пути на вечеринку. Это избавит меня от обязательств по отношению к нему, если Рыцарь узнает, что я оттрахала Тревора на полу в ванной. Ведь мы уже несколько часов как формально расстались к тому моменту, как я открыла для себя негативное побочное воздействие лития на сексуальную сторону жизни.

«Ну, сам подумай, Скелетон. У твоей мамы было извещение в письменном виде».

Из меня вышел бы чертов юрист – мое алиби было нерушимым.

Ну, и получилось так, что Рыцарева мама, похоже, телепатически передала ему мою записку, потому что я не успела даже допить то разведенное водой пойло, которое налили мне в пластиковый стаканчик на этой вечеринке, когда услышала приближающийся рев мотора Рыцарева монстра, который нельзя было спутать ни с чем другим.

Черт.

К известной фразе борись-или-беги надо сделать добавку замри, потому что, когда я услышала отзвуки этого рыка, моя задница застыла, как дурацкая мама Бемби… прямо перед тем, как ей откусили голову.

Рональд МакНайт – этот восставший из ада – пришел за мной, а я только и могла, что визжать про себя где-то в глубине своего парализованного ужасом тела.