И снова выругался.
— А вы где воевали, дядь Вень?
— Начинал на Западном, а потом на Втором Белорусском. Слыхали о таком?
— Так вы Берлин брали?
— Нет, Берлин не брал. Под Могилёвом в сорок четвёртом меня ранило, 27 июня. В живот осколок попал, думали, не жилец. А вот выжил, хотя и комиссовали. Половину желудка вырезали, хорошо хоть кишки остались.
И снова выругался.
— А где начинали?
— А как раз под Минском, в окружение там попали, в июле. Две недели по лесам прятались, но к своим вышли. Да ещё оружие сохранили, поэтому нас не к стенке, а снова в окопы. А вы думаете, только мы окружали? Меня через неделю после начала призвали, да таких, как я, под танки и бросили, с винтовками да гранатами. А сверху самолёты, ихние, наши-то не больно летали.
— Как-то вы уж очень мрачно описываете, словно нас всё время били…А как же Смоленское сражение, Брестская крепость, оборона Лужского рубежа, Ханко?
— Так и били, пока не поумнели. Ты вот говоришь, оборона, то, сё. А у нас как перед войной пели? — малой кровью, могучим ударом. Меня первый-то раз легко ранило, ногу навылет пониже колена, кость цела осталась. Перевязали, в медсанбат не успели отправить, да и хорошо — разбомбили его. Никто не уцелел. А у нас от роты за день и половины не осталось. Вперёд, и всё тут. А там пулемёты, да миномёты бьют. Кто поднялся, тому пуля, или осколок, а кто остался, тот и выжил.
— Так что же, одни трусы уцелели? Кто же тогда блицкриг-то остановил?
— Ишь ты, слов нахватались… блицкриг… война это была, а не блицкриг. Или мы их, или они нас, вот так вот. Что-то ты говоришь, прямо как наш комиссар. Не всё вам рассказывают-то, не всё. Ты что же, думаешь, что я прятался за чужими спинами? Погоди-ка!
Дядя Веня скрылся в доме, а мы остались сидеть на брёвнах. Все молчали, и чувствовалась какая-то напряжённость. Ну да, откуда им знать, как это было, и чего стоила нам Победа. Это сейчас, в XXI веке, сколько угодно каких угодно материалов — от откровенной псевдохудожественной чернухи до любых почти архивов и мемуаров, а тогда…
Хотя — Бондарев, Бакланов, Воробьёв, Быков, Курочкин — всё это ведь уже напечатано?
"Проза лейтенантов" — "Батальоны просят огня", "Последние залпы", "Южнее главного удара", "Пядь земли", "Мертвые сраму не имут", "Третья ракета", "Убиты под Москвой", "На войне как на войне" — всё это и многое другое.
Да тот же "Горячий снег". Хотя нет, его Бондарев ещё не написал, это год то ли 70-й, то ли 71-й.
Тем временем в доме зажёгся свет, потом, через пару минут, погас, и на крыльце появилась фигура дяди Вени, а в раскрывшееся окно высунулась его жена и визгливо закричала — Венька, ты куда, совсем голову пропил? Куда медали ночью потащил?
А дядя Веня подошёл ко мне, и со словами — Ну, гляди! — раскрыл коробку, посветив туда фонариком. Надо же, предусмотрительный какой.
Вот это да!
В коробке оказались две(!!) медали "За отвагу", ордена "Славы" 3-й степени и "Красной звезды", медали "За оборону Москвы", "За победу над Германией", "За боевые заслуги", и, что меня совсем добило, орден "Красного знамени", по своему статуту лишь немного уступавший ордену Ленина.