“Наше правительство, — сказал Гаврилович], — горячо желает и ожидает союза с СССР”. Симич добавил: “Симович мне поручил передать Советскому правительству, что Югославия целиком и полностью на стороне СССР. Симович просил особо заверить Советское правительство, что Югославия никаких договоров ни с Англией, ни с каким-либо другим государством без согласия СССР не заключит”. Савич со своей стороны просил обратить на это внимание. Савич к этому добавил, что считает весьма желательными дипломатические шаги со стороны СССР в целях повлиять на Германию в интересах сохранения на Балканах мира. Я обещал все это доложить правительству и, по возможности, завтра встретиться для сообщения ответа. На мой вопрос, какие именно материалы Югославия желала бы получить, Симич по-русски сказал: «Все, что можно доставить самолетом». На мою просьбу уточнить Савич ответил (по-сербски, перевод сделал Гаврилович), что завтра они смогут сказать более точно. Я просил уточнить… А. Вышинский»[161].
— Из записи беседы от 4 апреля 1941 г. Секретно. (Разослано: т. Сталину, т. Молотову).
В 14 ч. я принял Гавриловича и Савича и сообщил им ответ Советского правительства на сделанные ими 3 апреля предложения. Ответ, данный мною, сводился к следующему: Советское правительство согласно заключить соглашение в виде договора о дружбе и ненападении между СССР и Югославией.
Предложенные делегацией проекты пакта мы не можем принять, так как заключение такого договора требует времени для взаимного ознакомления с тем, какими силами располагают договаривающиеся стороны. Развив в этом духе свою аргументацию и подчеркнув, что мы к заключению договоров относимся очень серьезно, что пакты, которые подписываются без должной подготовки, а потом забываются, нам не подходят, я указал также и на другое существенное обстоятельство. У нас имеется договор с Германией. Мы не хотим дать повода предполагать, что мы склонны его нарушить. Первыми мы этого договора нарушать не хотим. По этим соображениям мы предлагаем свой проект, с которым я и прошу делегацию ознакомиться.
В 18 ч. 30 м. я принял Г[авриловича] в четвертый раз.
Г[аврилович] заявил, что военные настаивают на прежней редакции. Он, Г[аврилович], еще раз ознакомился с полномочиями делегации и убедился, что делегация прислана для заключения военнополитического союза. Сейчас же дело идет о другом. Гаврилович] просит отложить подписание договора до завтрашнего дня, так как он не может взять на себя ответственность за окончательное решение вопроса и решил запросить свое правительство.
Г[аврилович] добавил, что он имел от своего правительства указание подписать договор о военном союзе; югославское правительство дало такое указание, основываясь на сообщении советского полпредства в Белграде о том, что т. Молотов дал на заключение такого договора согласие.
Я категорически опроверг эту ссылку, напомнив Гавриловичу, что он до вручения мне своего проекта ни о каком военном союзе не говорил и на согласие Советского правительства не ссылался. Г[аврилович] не настаивал на своей ссылке, заявив, что, может быть, это недоразумение.
Что касается существа вопроса, то он, Гаврилович], опасается, что указание в нашем проекте на нейтралитет без добавления тех слов, на которых настаивают югославы («и не будет поддерживать ни в какой форме эту державу»), может развязать немцам руки.
Я возражал, указывая, что опубликование договора о дружбе и ненападении, в котором имеется такой параграф, как § 1, исключает такую возможность. Он, Гаврилович], сам час тому назад подчеркивал исключительно важное значение для судеб Югославии договора о дружбе и ненападении. Наш проект договора дает максимум возможного в нынешних условиях. Он направлен на сохранение мира. О нашем принципиальном решении подписать договор с Югославией информирован Шуленбург, что само по себе представляет важный шаг в деле укрепления мира на Балканах.
Я, конечно, не могу возражать против отложения подписания договора, но должен все же заметить, что время уходит и что то, что возможно сделать сегодня, может быть невозможно будет сделать завтра. Гаврилович] сказал на это, что он это хорошо понимает, лично он согласен с нашим проектом целиком, но просит отложить подписание по изложенным им обстоятельствам.
Во все время этой беседы Г[аврилович] был чрезвычайно смущен. Все время ссылался на военных. Ввиду близких связей Г[авриловича] с Криппсом, я не исключаю в данном случае и влияния Криппса, с которым Г[аврилович] безусловно советуется. Уходя, Гаврилович] просил принять его, как только он получит от своего правительства ответ. Я, конечно, обещал. А. Вышинский»[162].
Поразительно, но факт, что именно в эти дни Черчилль направил своему послу С. Криппсу то самое письмо с предупреждением для Сталина и памяткой-инструкцией, как и что говорить Сталину, что было проанализировано выше.
Но Уинстон Черчилль, М. Гаврилович и члены его делегации не на тех нарвались. В Кремле все поняли, разобрались что к чему, и потому с Королевством Югославии в ночь с 5 на 6 апреля 1941 г. был заключен всего лишь договор о дружбе и ненападении, который уже утром того же 6 апреля 1941 г. прекратил свое существование вследствие нападения Германии на Югославию, а через 10 дней прекратилось существование и самого независимого Королевства Югославии. Кстати говоря, с Югославией Гитлер «разбирался» параллельно с разгромом Греции. Впоследствии бывший генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс заявил, что главная цель этих операций состояла в том, чтобы «позднее, при реализации “плана Барбаросса”, оставить свободным правое плечо»[163].
Английская провокация в исполнении югославов потерпела крах — именно в тот момент Лондону не удалось втянуть СССР в смертельную схватку с Гитлером непосредственно на Балканах, но, увы, английской разведке все же удалось сильно взбеленить Гитлера против СССР самим фактом переворота, попыткой сотрудничества с СССР, заключением договора о дружбе и ненападении. Не зря же югославское правительство и направленная в Москву делегация столь отчаянно бубнили о своем горячем желании военно-политического союза с СССР — английский приказ они исправно исполняли…
А теперь о самом письме Черчилля — вот его содержание (вступление и окончание опущены): «Я получил от заслуживающего доверия агента достоверную информацию о том, что немцы после того, как они решили, что Югославия находится в их сетях, то есть после 20 марта, начали переброску в южную часть Польши трех из находящихся в Румынии пяти бронетанковых дивизий. В тот момент, когда они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше Превосходительство легко оценит значение этих фактов»[164].
Ну вот что тут оценивать, скажите на милость?! И, тем более, как можно было это расценивать за предупреждение о нападении на СССР, как это сделал мерзавец по фамилии Хрущёв на Иудином XX съезде КПСС?! И как можно постоянно упоминать хрущёвский бред в наше время, в третьем тысячелетии?!
Кстати говоря, небезынтересно заметить следующее — поняв, что эта провокация провалилась, Черчилль разразился хамским меморандумом, в котором от имени британского правительства, по сути дела, открыто шантажировал Москву возможностью сговора с Германией! Там, в частности, подчеркивалась мысль о том, что в случае затягивания войны определенные круги в Англии могут положительно воспринять идею о прекращении войны с рейхом на германских условиях, вследствие чего Берлину откроется простор для экспансии в восточном направлении. Более того, в тексте меморандума содержался и вовсе хамский, но донельзя характерный для Великобритании выпад против СССР: «Правительство Великобритании не заинтересовано столь непосредственно в сохранении неприкосновенности Советского Союза, как, например, в сохранении Франции и некоторых других западноевропейских стран»! Не менее хамской была и концовка меморандума: «Намерено ли Советское правительство улучшить отношения с Англией или оно желает оставить их в таком состоянии, в каком они находятся сейчас?»[165] Вот ведь как обидно стало Черчиллю, что СССР не сцепился с Гитлером на Балканах!..
Подводя итог изложенному в этом параграфе, не могу не сказать, правда, слегка забегая вперед, о следующем. Сталин не оставил без ответа крайне агрессивную реакцию Гитлера на заключение с Королевством Югославия договора о дружбе и ненападении.
Выждав момент и фактически отвечая на еще более серьезную провокацию, на этот раз германского посла в СССР Шуленбурга, Сталин отдал распоряжение о публикации его статьи «О статье Энгельса “Внешняя политика русского царизма”. 19 июля 1934 года. Письмо членам Политбюро ЦК ВКП(б)» в № 9 журнала «Большевик» (предшественник советского журнала «Коммунист»), что и было осуществлено в середине мая 1941 г.[166]