В кабинете Ксенофонтова было душно. Похоже, что обещанная утренними тучами гроза всё же будет — подумал Николай, глядя в окно. Николай по прежнему ничего не понимал. Ни как искать Василия, ни почему убили Киселёва, ни что будет с ним, Николаем, допустим через час. Это ж надо — блин, моё медное счастье — как только ухватил за кончик хоть какой ниточки, то сразу всё рвется. Причём рвётся в наихудшем варианте — убийства и всё такое. Степан Терентьевич продолжал докладывать, и это запутывало ситуацию ещё больше. По его словам выходило, что это чисто уголовное убийство. Местные жители видели несколько человек, одного из них можно было определить, и помощники Аршинова этим занимались. Всё шло к тому, что к вечеру всё будет ясно, бандита установят и его можно будет брать. Ксенофонтов кивал и делал заметочки на маленьком листике бумаги.
— Алексей, у тебя что? — обратился он к Сушину.
Тот встал и одёрнув гимнастёрку сказал.
— Кисилёв отнёс в канцелярию ОГПУ запрос на бланке Орготдела за подписью товарища Кагановича. Потом разговаривал с комендантом внутренней тюрьмы. С ним мы поговорили, его показания сейчас изучаются. После этого, поехал в Таганскую тюрьму. Оттуда в морг, договариваться о похоронах Сергея. Затем домой. Сейчас снимаем показания с коменданта Таганки.
— А что думает товарищ Николай?
— По моему направлению пока ничего нет. Я задал вопросы, но надо ещё опросить ряд человек, да и время нужно, чтобы получить необходимые данные. Я до сих пор не понимаю, что может привести к убийству серьёзного человека. Поиск археолога явно этого не вызывает.
— Хорошо. — Ксенофонтов встал, подводя итоги. По моему становится ясно, что это просто совпадение. Кисилёва убили уголовники и это никак не связано с поисками археолога Василия Конева. Поэтому Вам, Степан Терентьевич, надо продолжить работу по установлению и аресту бандитов, а тебе, Алексей, надо свести показания комендантов внутренней и Таганской тюрьмы и сделать справочку. Закончим с этим и будем искать твоего пропавшего.
Выйдя из кабинета, Николай набрал номер Перовского. Приятная барышня сообщила ему, адрес на Трехпрудном и что Горностаев ждёт сегодня в «весёлой собаке» с 9 часов. Всё понятно. Будем встречаться.
Дом на Трёхпрудном переулке был знаком. Когда-то, в начале перестройки, Николай пытался снять там комнату, но что-то не сложилось. Широкие окна с витражами и огромные лестницы тем не менее запомнились.
Он с трудом нашёл нужный подъезд. Лифт работал, и, покрутив ручку механического звонка с надписью «Прошу крутить» он оказался в большом коридоре. Прислуга явно одобрительно оценила его пиджак и галстук.
— Мне к Синицыным — вальяжно сказал он, и, получив указание про вторую дверь направо, решительно постучал.
Внутри всё было чрезвычайно будуарно. Какие-то рюшечки, салфеточки и прочие вязано — вышитые вещи. Среди этого великолепия сидели сёстры и пили чай с каким-то печеньем в жестяной коробке. Они приоделись и спинки держали прямо, как на смотру.
— Николай Эдуардович, — радостно сказала Ленка и сразу смутилась.
Было видно, что в чувствах своих она не разобралась, и как себя вести не понимает. Но в целом ей это всё больше нравится, чем не нравится и сильно возбуждает. Перемены, произошедшие в жизни за последние два дня были явно к лучшему, и ей наверное, как и всем в молодости, казалось, что так будет всегда. Надежда смотрела настороженно. Она — то уже понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и что это всё великолепие может кончиться так же резко, как и началось.
— Здравствуй, зайчонок, — сказал он, обращаясь к Елене. Я обещал сводить поужинать, а вы тут чай пьёте. К 9 часам нам к этой самой «Весёлой собаке». Так что собирайтесь.
— Ой, здорово, снова не выдержала младшая и выбежала из-за стола.
Николай поймал её за руку и серьезно спросил.
— А поцеловать?
Она почему — то покраснела и довольно неуклюже чмокнула его в щёку.
— Во первых, я тебя чему учил — и он поцеловал её так как следовало.