— Скажите, Викентий Федорович, Вы как офицер понимаете значение слов государственная тайна?

— Конечно. Я узнал об этом гораздо раньше Вас, молодой человек.

— Так вот, то что я Вам скажу как раз к ней и относится. Поэтому я надеюсь на Ваше понимание.

Выслушав рассказ Николая о целях жертвоприношения, бывший полковник некоторое время был задумчив. Потом встал, и поманив Колю, пошёл по длинным коридорам архива. Тот шел за стариком по этим лабиринтам полок, и остро чувствовал, что очень любит свою науку. И очень жалеет, что суровая волна перестройки смыла его с палубы этого прекрасного корабля. И что это ужасно интересно, по крупицам искать правду, среди бесконечного количества папок и листиков.

Викентий Федорович остановился около стеллажа. Там стояли шесть коробок без надписей. Судя по всему, их никто не разбирал.

— Если это и может быть где-то описано, то только здесь. Это материалы из фонда барона Маннергейма. Он сейчас в родной Финляндии, вроде как военный министр. А в 1906–1908 годах, по заданию начальника Генштаба генерала Палицына, путешествовал в Китай. Там, на Севере страны, в городе Утай он встречался с далай-ламой, который там временно жил в изгнании… Тот передал ему эти свитки для Императора. А Вы читать то это всё умеете?

— У меня есть прекрасный, дрессированный китаец. Почти как настоящий. Мы поручим это ему. А сами пойдём пообедаем. Возьмём моего коллегу, он из бывших сыщиков, сейчас допрашивает коменданта. Выбор ресторана за Вами. А пока он возиться с Вашим начальником, хорошо было, если бы Вы рассказали мне о российской политике по отношению к Тибету.

— Ну, это простая политика. Тибет лежит на дороге от Индийских владений Англии к нашему стратегическому тылу — Средней Азии и Сибири. В условиях той анархии, которая с середины прошлого века твориться в Китае, нам надо иметь чёткое представление о возможностях использования этой территории как нашими войсками, так и их подразделениями. Более того, в России имеется весьма серьёзный буддистский элемент — это калмыки и буряты. И те и другие потомки монгольских племен Чингисхана, но, так как калмыки продвинулись гораздо западнее, то их роль в истории страны несравненно выше.

Коля заинтересовался. Калмыков он знал, жил с ними в общаге в одной комнате. Ребята были интересные и очень гордились своим народом.

— Для нас калмыки всегда были иррегулярной конницей, если я правильно понимаю, что-то вроде казаков? — спросил он, чтобы показать знание предмета.

— Да, но они выполняли ещё и мощную психологическую роль — они представляли для Запада весь азиатский потенциал России. Например, они как и казаки не были связаны правилами ведения войны, да и от них этого никто не ожидал. Они и воевали так, как это было при хане Батые.

— Да, я помню — битва при Лейпциге в 1813 году, когда калмыки использовали луки.

— И не только, — полковник разгорячился, встал со стула и стал ходить, размахивая руками. — Вы представляете как влияет на современного человека атака калмыцкой конницы, с пиками, со свистом и каждый войн держит в зубах отрубленную руку врага? В Азии это наверное не так пугало, но когда при этом за этими воинами стоит вся мощь России — это должно было впечатлять.

Коля представил себе эту картину и задумался. Да, действительно. А что, правильно — разбирались люди. Большевики отошли от этой традиции, вернее не стали рассматривать ее всерьёз. Поэтому уравняли калмыков во всех правах, то есть отобрали у них вековые привилегии, регулярно подтверждаемые русскими царями. Это привело к тому, что в 1942 году, когда шестая армия Паулюса дошла до волжских степей, старейшины приняли курс на сотрудничество с Германией. И в результате дружно, как и тысячу лет назад, откочевывали с немцами на запад, под ударами Красной армии. Как, кстати, и Донские казаки. Но только казаков англичане в 1945 выдали, а калмыков почему-то нет. А чтобы не мозолили глазе в Европе, отправили их в Парагвай, где они, как говорят, вполне прижились.

— Ну, как я помню, — резюмировал Николай — ещё Александр Невский принял курс опоры на восток в противовес западной агрессии. Так что у нас в этом плане богатый опыт. Но вернёмся к Тибету. Что же делала армия в предвоенные годы?

— Прежде всего это экспедиции Императорского русского географического общества — Пржевальский, Робровский и Козлов. Засылка агентов под видом паломников. Экспедиция Уланова — Ульянова, которая привела к возвращению далай ламы из Китая в Тибет. В итоге мы смогли добиться, что англичане перестали рассматривать его в качестве спорной территории, и приняли неизбежность обращения к центральному китайскому правительству. То есть угроза присоединения территории к Британской империи была сведена к минимуму.

Ресторан действительно оказался хорошим, хотя полковник долго бурчал, что распустили их сволочей — никакого уважения. Оставив Линя разбираться с бумагами, Николай с Аршиновым решили разговорить полковника, потому что без него всё равно ни с чем не разберешься. Начальник архива — бывший балтийский матрос службу свою не понимал, не ценил и очень изводился, что его — боевого наводчика, сунули в эту дыру, где одни бумаги и старики. И ни одной приличной бабы! Поэтому в основном он пил спирт, и уходил с работы в три часа. Все заправлял его зам, бывший царский генерал, которого не дал расстрелять Бонч-Бруевич. Тот был значительно умнее своего руководителя, и поэтому Аршинов потратил два часа на разговор с ним.

— Всё равно получается, что никто специально за этими восточными бумагами не обращался — говорил Степан, отпивая мелкими глоточками какую-то водичку, которая заменяла в ресторане минералку. Вода была сладкая, настоянная на каких-то ягодах. — По крайне мере он не помнит, и в журнале выдач не зафиксировано.

— Да, молодые люди. К этим документам уже много лет никто не обращался. Я понимаю, что сейчас нам не до экспедиций в Китай, хотя, конечно, рано или поздно это будет приоритетом нашей политики на Востоке.

Николай было хотел вмешаться поговорить, но Степан предупреждающе поднял руку. Решив, что лучше всего не мешать, Коля начал методично отрезать от куска мяса маленькие частички, с целью дальнейшего обмакивания их в соус.