Кошмарная антисанитария, о которой мистер Гилберт знал. Интересно, как ему спится с тяжким грузом смертей? Наверно так же легко, как когда-то спалось и нам с Клаудией.
Рядом с операционной в форме пирамиды стояли три пустых деревянных ящика, прикрывающих часть царапины на паркете.
– Пойдемте, Итан. Нечего смотреть на чужие мучения, – сказала мисс Дю Пьен, двинувшись вперед, но остановилась, заметив, что я за ней не следую, и спросила: – Мистер Брандт? Долго вас ждать?
«Хм, интересно, – подумал я, осматривая глубокую царапину. – Почему ее решили скрыть таким нелепым способом?».
Изрядно потратив время на поиски владелицы абортария, ведь никто из персонала не желал с нами разговаривать, мы вышли в патио с пожелтевшими от холода насаждениями, перешли в корпус напротив, где не было вообще ни одной живой души, и уже там отыскали кабинет Беатрис Белл.
Я постучал. Раздался звук упавшего металлического предмета.
– Почему вы все время стучите, а не сразу заходите? – спросила Клаудия, потирая руки, чтобы согреться. – Вы бы еще разрешение спрашивали.
– Всего лишь правила приличия, – ответил я, присаживаясь на корточки перед замком.
За рабочим местом миссис Белл и в комнате, часть которой позволяла осмотреть замочная скважина, никого увидеть не удалось. Беатрис явно была не готова к приходу нежданных гостей и рассчитывала на работницу справочной, с уверенностью считая, что последняя сможет остановить посетителей.
– Миссис Белл, зачем вы прячетесь под столом, как маленький ребенок? – сказал я, проходя внутрь. – Вылезайте.
Холодный, неуютный кабинет был завален вырезанными газетными колонками, отчего все вокруг пропиталось запахом типографской краски. На стенах в запыленных кипарисных рамах висели картины знаменитых художников и медицинские плакаты, а посередине стены, напротив входа, гордо расположился фамильный герб. Беатрис приклеила куски от газет к обоям, засунула в вазы, разбросала по полу и держала вместо закладок почти во всех книгах, расставленных за стеклянными дверцами стеллажей.
Я особо не всматривался, но большинство из них содержали статистику по безработице в Лондоне.
– Мистер Брандт?.. Давно о вас в городе никто не говорил. Вас прислал кто-то из клуба лорда Олсуфьева? – промямлила испуганная владелица клиники, высунув голову из-под стола. – Ах, и мисс Дю Пьен с вами. Я кому-то поубавила счастья или перешла дорогу? Зачем вы оба здесь?
– Нет, не волнуйтесь. Никто из клуба Себастьяна не просил меня подпортить вам жизнь. Я от мистера Гилберта. Он передал вам сердечный привет и послал меня забрать у вас денежный сбор, – соврал я и обхватил зонт двумя руками, смотря на то, как миссис Белл перекрещивается. – Комиссар полиции занят расследованием жуткого убийства вашей бывшей пациентки, совершенного в ночь на третье октября.
– Мы недавно договаривались об отсрочке, – пробормотала Беатрис, подняла левой рукой ножницы с пола и села на стул. – Тем более, Томас не стал бы рисковать своей головой, отправляя вас за оплатой деятельности, немного расходящейся с законом.
– Ой, да бросьте вы! Весь Лондон знает о расценках мистера Гилберта. Он уже сам скоро забудет, кто и сколько ему должен, – ответил я, стараясь держаться уверенно. – Еще Томас попросил взять с вас показания. Вечером, незадолго до смерти, женщину видели с коробкой гуманитарной помощи, а, как известно, вы являетесь единственным благотворителем в этом районе.
– Давно ли вы начали выполнять просьбы Скотланд-Ярда?
– С тех пор как стал частью охраны общественного порядка, – подметил я, а сам подумал: «Вроде взрослая женщина, а верит в чудеса».
– Ладно, мистер Брандт, я отвечу на ваши вопросы, – сказала Беатрис, подозрительно сощурившись. – Пообещайте только, что донесете деньги в полицейский участок и скажете комиссару полиции, чтобы он заранее предупреждал о посыльных.
Глядя на женщину, трудно было сказать сколько ей лет, только руки и шея с морщинами выдавали ее истинный возраст. Миссис Белл была пожилой барышней, однако выглядела она очень ухоженно, имела украшающую полноту и обладала пышной копной русых волос, заплетенных в толстую косу, обвитую вокруг головы. В Беатрис одновременно смешались женственность и сила, а в глазах чувствовалась мудрость прожитых лет, производящая неизгладимое впечатление.