Книги

0 - Тёмная стена

22
18
20
22
24
26
28
30

-С кровью баран. – Буркнул кто-то из толпы. Парень позеленел и резко повернулся – ему ответил тяжёлый взгляд Худого. Шумно сглотнув, молча, отвернулся, чем вызвал пару смешков и натужное молчание. Лёха тоже предпочёл не смеяться в этот момент. Актёры сегодня, блатные, но рангом очень сильно ниже, таких как Худой. Это да, считай шестёрки, однако, не решаемых проблем создать могут и они. Так что лучше слиться с толпой и пока что подчиняться её пульсу.

-Крови…, то есть, кровь, очень хорошая. – Поспешно поправил сам себя первый актёр. – В натуре отвечаю…, в смысле, клянусь своим добрым именем, - это вызвало смех в толпе, но не особо оживлённый, видимо, «доброе имя» данного человека, было не таким уж и добрым. – Боня чистокровная Грузинская Подзалупная!

-Какая-какая?

-Ну как же? Вы разве не знаете? Это очень известная по… - Взрыв хохота заглушил его слова. Лёха смеялся, как и все, хотя этого момента он не совсем понял. Тут, кажется, не было ничего забавного. Впрочем, во всей этой ситуации вряд ли было что-то забавное, но, как ни странно, ему было весело, да, душа расслабилась, становилось легче.

-Как вы смотрите на то, что бы провести случку?

-Думаете? Прямо здесь?

-Ну конечно. Где же ещё?

-А ваш кобелёк справится?

-Тузик справится. Да Тузик?

В этот раз Тузик не сплоховал и разразился долгим лаем, попутно делая не однозначные движения тазом. Он искренне радовался, и это не было игрой. А вот «грузинская собака», совсем с лица сошла.

-А как щеночков делить будем?

Ответ на этот вопрос потонул даже не в смехе, а в рёве восторга. Блатной с кустистыми бровями махнул рукой, и актёры прекратили свой диалог – толпа согрелась, те, для кого всё это затевалось, блатные, вполне насладились, в общем-то, бездарной игрой актёров и «номер» подвели к кульминации. Верёвки отпустили, актёры отошли в сторону и «собаки» начали «случку». Тут Лёха смеялся, как и все, без тени фальши – «собаки», покружили вокруг друг друга, понюхали друг другу пятые точки, обтявкали друг друга, потом стали тереться боками, в общем, полноценно изображали любовный собачий вальс. А потом собственно, приступили к самой «случке». Длилась она долго, грузинской породистой, пришлось работать с обоих направлений своего организма, что бы русская породистая, смогла приступить к заделке будущих щенков, которых поделить так и не успели. К концу выступления данных актёров, зона буквально плакала от смеха. А один из актёров даже получил удовольствие от своего выступления…

На том концертная программа завершилась, охрана снова вспомнила, зачем она тут есть, лавочки убрали, блатные разошлись по своим делам, остальные тоже.

Конкретно Лёха ушёл в барак и долго сидел на кровати, глядя в пол. Он ощущал себя странно. На душе стало заметно легче, как будто тащил бревно все эти недели, а сегодня вот дотащил и бросил наземь. При этом в душе ворочалось нечто, что можно было бы назвать совестью. Это нечто кололо сердце чувством вины и ощущением дурного сна. Словно он сейчас проснётся, устыдится тех эмоций, что обуревали его во сне и…, но он конечно не проснулся. Реальность не изменилась. Те же форменные робы, те же люди, тот же барак и треклятые топор, мозоли от коего, теперь превратились в нечто вроде струпьев. На ощупь, как будто ладони горячим пластиком облили, он застыл и всё, намертво. Интересно, такие руки у него теперь на всю жизнь?

На следующий день он снова махал топором. Иногда похохатывал, вспоминая выступление актёров с «собаками» и «гонки» на вениках. Пару раз кольнуло чувством вины – ведь этот смех, это веселье, вызваны страданием других людей. Не абстрактным каким-то страданием, какое он плодил, продавая наркотики, а вполне конкретным страданием, часть коего, он создавал сам, был причастен к нему, хоть и с краюшку, но всё же. Однако, вскоре, совесть перестала донимать.

Когда усталость гнёт к земле, а мышцы трещат от напряга, совесть становится на удивление молчалива. Да и просто думать в таком состоянии сложновато. Как говорят? Работаешь руками, голова отдыхает? Очень верно, даже совершенно верно – Истина это. Только вот люди зачастую уверены, что в процессе работы руками, голова может не только отдохнуть, но и что-то своё там вырабатывать, мысли там, национальные идеи, которые нахрен никому не нужны и так далее. Кто так думает, видимо, никогда по-настоящему не работал. Однажды Лёха поймал себя на том, что полдня в его голове не было ни единой связной мысли. Он просто рубил дерево, не имея сил ни на что больше. Даже мысль о том, что новых мыслей нет в его башке слишком уж долго, родилась в ужасных муках и завершилась головной болью, да полной пустотой разумной части организма. Только поев, устроившись в постели, он мог думать, но недолго – к этому времени, спать хотелось больше чем жить. Но он учился работать правильно и достиг некоторых успехов. К осени, Лёха вдруг заметил одну странность – мышцы практически не болели с утра и первую половину дня. Только к вечеру слегка начинало ломить плечи. Когда этот переход случился, когда он привык, он не понял – было с избытком проблем от дождей, соплей, вечно хлюпающих резиновых сапог и натёртых портянками ног. Портянки эти…, дважды в больничку попадала, пока не научился правильно их сворачивать. Кто бы мог подумать, что такое простое на вид дело, окажется таким сложным? Всего-то и надо, два куска ткани намотать на ноги. Намотал, сидят как влитые. До вырубки дошёл – в сапогах Уральские горы в миниатюре. К вечеру, без воя даже шагнуть не получается. До крови стёр второй раз, не обратился ни к кому и пятка гноиться начала. Как вонять ноги стали так к охране обратился, мол, вот такие дела, сейчас я сдохну.

-Да лучше бы сдох. – Посочувствовал ему тогда охранник. – Нет блять, лечите его! Сдох бы где молчком и всё. Заебали вы уже говноеды хуевы…, так. – Охранник нахмурился, вытащил из кармана бумажку, покряхтел, снова заговорил. – Господин заключённый, ваша травма, полученная во время честного труда, является ещё одним шагом к исправлению. Вы должны гордиться, тем, что травмировались на пути к исправлению. Вас немедленно обследуют, и мы говорим вам – работайте изо всех сил, так же как и сейчас и вы точно вернётесь в общество достойным его хуем…, в смысле, членом… - Охранник почесал затылок. – И какой же это хуй, мне тут вместо члена, «хуй» написал? Ну, бля…, так. – Убрал бумажку. Показал пальцем на одно из зданий. – Видишь? Вот туда пиздуй в темпе вальса, господин хуев. И только попробуй закосить от завтрашней работы – в карцере сдохнешь у меня сучара вшивая. Усёк чмо?

Шагая к зданию больнички местной, Лёха всё гадал, какой умник снарядил в этой зоне порядок вежливого обращения с теми, кто стаёт на путь исправления? Нет, может, задумка хорошая, но что получилось в итоге? А как всегда, через неприличное место и в этом самом. Дали разнарядку, бумажки распространили, методички дали – товарищ вертухай в туалет захотел, бумажку забыл, а методичка, она тоже вроде как бумажка. Просто бумажки и указания раздать – этого слишком мало. Может, правду в народе говорят? Когда у мента пузо перестаёт помещаться за рабочим столом, весь новый жир в мозгу скапливается. Ну а что? Вроде логично…

Когда выпал первый снег, Лёха с удивлением понял, что не устал после рабочего дня с топором в руках. Сел на кровать, расслабленно прикрыл глаза – спать хочется, но не так как всегда. Тело не ломит. В глазах не двоится. Он передёрнул плечами и замер. Потом осторожно пощупал собственное плечо. Он и раньше не был маленьким. Тренировки закалили мышцы, из прежнего доходяги сделали вполне мускулистого парня. А теперь, вот прям под пальцами чувствуется – тугие плотные мышцы. Пошевелил плечом. Мышцы пошли волной.

Лёха лёг на кровать, вытянувшись во весь свой рост. Он долго смотрел в низ второй кровати, слушал гул голосов других заключённых, слышал плач петуха, которого слишком жёстко использовали в комнате с буквой «П», слышал пение птички, которая, несмотря на осень, ни затыкаться, ни улетать никуда не собиралась. И зачем она вечно там орёт? Или каждый раз орёт новая? Посменно так сказать. Услышал мольбы какого-то парня, которого тащили по коридору в ту самую комнату – голос он узнал. А вот имя не вспомнил. Парень играл в карты, любил это дело, а вот платить ему было нечем. Кажется, неделю назад ему давали последний срок по расплате.