— Ты как?

— А как я могу быть? — быстро отвернулся.

— Ну же, крысенок, — не удержался, обнял его спины. И ненавязчиво отвел подальше от обрыва. — Так хорошо, что я тебя нашел.

— Эн поди выдал? — Гера совсем не сопротивлялся.

— А кто же еще? Выдал, сказал, что если я тебя расстрою — то он лично меня из-под земли достанет.

— Мне приходится каждые двадцать минут слать ему отчет. Где нахожусь, что делаю. Волнуется. А по-хорошему, за меня не волноваться надо, а… не знаю. Отвернуться, презирать.

— Да ну с чего ты взял?

— Не притворяйся. Я столько дел наворотил, что их просто невозможно исправить. И я… и я… пусти меня, — объятия пришлось разжать. Гера осел на землю, сдавил виски. — Я правда думал, что ты не станешь меня искать. Что все, конец, что я все окончательно испортил, а ты пришел.

— А вот сейчас я буду тебя ругать. Ты зачем закрылся? Ты понимаешь, что я за тебя боялся? Работать не мог, спать не мог, искал, да я за три дня пять раз вылетел из леса! Ты понимаешь? Пять! Пять раз, а он закрылся! — повысил Женя голос. Тут же спохватился: — Ладно, прости. Гера, не плачь.

— Да-да. Я помню. Они тебя не трогают, — спрятал лицо в ладони.

— На самом деле, трогают. Я просто так тогда сказал. Не думая. Крысеночек, все будет хорошо.

— Да как все будет хорошо? Саша погиб, и по моей вине, это я его убил, ты понимаешь, я!

— Нет, не так. Нелепая случайность.

— Случайность? Да это я эксперимент организовал, я отмахивался от его жалоб, я продавливал его, а он же молодой еще, красивый, и так вот, нелепо, все. А ведь ему бы просто поспать, ты понимаешь — банально выспаться, и все бы было хорошо, а мы смотрели, как он постепенно сходит с ума, и масла подливали. Ты понимаешь? Хуже зверей. Я хуже зверя, а выгляжу, как человек. Безмозглая скотина. Ну как? Как можно было не заметить, что человеку плохо? У него же лицо, как у покойника, было — такие кружищи под глазами, а я смотрел и…

— Ш-ш-ш, Гера. Хватит.

— И ты был абсолютно прав. Я же хотел, как лучше, думал, прогресс настанет, человечество расцветет, а никаких инстинктов нет, среда токсичная и…

— Эх, Герка. Глупый ты. Ну какой прогресс? Вернуться в прошлое — регресс. Вот что-то принципиально новое — прогресс.

— Тебя мне надо было слушать, — шмыгнул носом. — А помнишь ту статистику? Я как ее открыл, сразу о тебе подумал. Жень, там, там такое было! Помнишь число, семь с половиной миллиардов? Это их столько тогда было. Людей.

— Семь миллиардов?!

— Семь с половиной. Даже чуть больше. И примерно по сто сорок тысяч — тысяч, Жень! — в день их умирало. Но это мелочи. Знаешь, что самое страшное? Что среди этих ста сорока тысяч более тысячи убили сами люди, три с половиной тысячи человек они же задавили транспортом, а около двух тысяч убили себя сами. И войны — ты знаешь, что такое войны? Не знаешь? Так вот лучше тебе не знать. Ты понимаешь? Они друг друга убивали, пачками, давили насмерть, жили так плохо, что убивали себя сами! А угадай, что было в том процентном соотношении? Там сравнивали количество убийц-самцов к убийцам-самкам. Ты знаешь, в чью сторону был обалденный перевес?