– Три раза, – сказал Самир. – Может, два. Я не уверен.

Один из охранников встал между Клаесом и Себастианом, другой вывел из спальни Денниса с проституткой. Деннис тоже был голым, с шортами в руках и мерзким червяком, зажатым между жирными, почти лиловыми ляжками.

Самир рассказал, что домой его отвез один из охранников. Самир попросил высадить его за квартал от дома, чтобы родители не увидели машину, но охранник настоял на том, чтобы довезти его до порога. Родители Самира ничего не заметили.

Около пятидесяти минут уходит на рассказ о том, что произошло в классе. Прокурор задает вопросы голосом тише обычного. Каждый раз, когда Самир плачет (три раза), судья спрашивает, не нужно ли сделать паузу, но Самир качает головой, борется со слезами, торопливо продолжает. Видно, что ему хочется побыстрее с этим покончить, он повторяет все то же, что уже говорил на допросе. Он во всем уверен. Он «знает, что он видел». Знает, что я сделала.

Когда приходит очередь Сандера задавать вопросы, Самир уже мокрый от пота. На щеках у него горят два красных пятна, прямо над теми местами, где у него бывают ямочки, когда он смеется. Видно, что он раздражен.

Сандер говорит спокойно, но не тише и не громче обычного.

– На первом допросе ты сообщил, что полиция прибыла через несколько часов.

– Гм.

– Ты помнишь эти слова?

– Мне так казалось.

– Но на самом деле не прошло и получаса. В рапорте сказано, что полицейские ворвались в классную комнату через пятнадцать-семнадцать минут после последнего выстрела. И через девятнадцать минут после первого выстрела.

– Это важно?

– Ты также сказал, что первым застрелили Кристера.

– Но…

Сандер понижает голос.

– На следующем допросе ты отказался от своих слов.

– Я был в плохой форме. После операции. Они допрашивали меня в больнице. Я был…

– Я понимаю, Самир. Я понимаю, что тебе нелегко. Но ты много всего сказал на первом допросе, а потом от этого отказался.

– Это не так.

– Через сколько дней состоялся допрос?