Бейтс подвинул бутылку поближе, чтобы рассмотреть этикетку. «Выбор мсье Анри», — с удивлением прочел он рекламную фразу крупнейшей на восточном побережье Штатов компании по торговле спиртным. Дальше значилось: «Тракия. Йоханнесбергский рислинг. Произведен в Болгарии компанией Винимпекс, София. Импортирован компанией «Вина мсье Анри, Лимитед, Уайт Плейнс, штат Нью-Йорк». Бейтс поднял глаза на Васила.

— Рейнские виноградники прижились и у нас, — пояснил болгарин в ответ на немой вопрос. — Но их не так много. Вин мирового уровня мы производим так мало, что их едва хватает на поставки по контрактам за твердую валюту…

«Тракия» совершила, казалось, невозможное. В считанные минуты сознание астронавта было окружено мягкой завесой, надежно отгородившей его от внешнего мира. Отрешенность рождала расслабление. Его интенсивность была невероятной, давивший на сознание груз рассыпался в мгновение ока. Ощущение внутренней легкости, свободы было сопоставимо с тем, что Бейтс испытал в молодости, пуская под дождем пузыри в бассейне на берегу Меконга. Так раздражавший его туман в голове рассеялся, разрозненные мысли и факты соединились в сложную, извилистую, но вполне завершенную цепь. От Бейтса теперь требовалось только одно — не торопясь перебрать ее от начала до конца, звено за звеном. Он открыл глаза.

У костра появилось трое мужчин, одетых в просторные рубахи и штаны из белой холстины. Длинными граблями они растаскивали прогоревшие поленья и разбивали их на мелкие угли. Их силуэты двигались в золотых сполохах угасающего пламени. Люди словно плескались в брызгах искр.

Спустя всего несколько минут от костра остался ровный круг угольков, диаметром метров десять. Неожиданно все освещение погасло, и картина сделалась совершенно феерической. Круг углей переливался и пульсировал бесчисленными алыми огоньками, казалось, он жил, дышал. То тут, то там над углями внезапно вспыхивало ярко-синее пламя, повисавшее в воздухе длинными лентами. Синий огонь над красным бисером… Белые фигуры людей скользили по краям огнедышащего круга словно привидения, посланники потустороннего мира.

Бейтс сосредоточился. Итак, что же он теперь знает?

Во-первых, мистер Литтон, способный, по мнению покойной Шеррил, пролить свет на тайну облака, оказался большим специалистом по военным космическим системам. Судя по его недоступности, очень-очень большим. Кроме того, мистер Литтон категорически отказался обмолвиться хоть одним словом по поводу работ над системой управления космическим оружием. Очевидно, такие работы ведутся, и мистер Литтон, в силу своего большого положения, не может не быть о них осведомленным. Очевидно, он не может не понимать, что в глазах своих профессиональных коллег-противников выглядит нелепо — и тем не менее вполне сознательно предпочитает играть роль, делающую его общим посмешищем. Значит, на его игру сделана крупная ставка…

Расположившийся против выхода из «подковы» оркестрик из пяти одетых в пестрые национальные костюмы музыкантов повел нехитрую мелодию, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, словно начала раскручиваться туго сжатая спираль. Подчиняясь гипнотизирующему дуэту барабана и флейты, белые тени танцоров стремительно ускоряли свой бег по краю переливающегося огнем круга. Их босые ноги двигались во все нарастающем ритме. И вдруг, словно повинуясь невидимому сигналу, танцоры семенящими шажками пересекли круг поперек. Потревоженные угли вспыхнули за ними искрами. Еще один проход, другой, третий, и вот танец уже полностью переместился на алый огненный ковер. Шли минуты, а босые ноги все топтали живой огонь и было видно, что танцоры улыбаются друг другу, обмениваются шутливыми репликами.

…Во-вторых, серьезность работ над системой управления космическим оружием подтвердил и Самсонов. Для управления космической ПРО необходимо новое поколение вычислительной техники с вполне определенным быстродействием — и уже созданы экспериментальные образцы новых машин, которые по своему быстродействию близки к тому, что требуется. Для решения задач реального времени нужны новые программы, — сравнимые с ними по сложности образцы тоже уже есть. То есть цепь управления существует на уровне уже не концепции, а пробных систем. Разработана пространственная архитектура, ее компоненты, судя по всему, уже подогнаны под конкретные типы существующих или проектируемых носителей.

Допустим, через месяц начнется развертывание системы. Ну и что? При чем тут я, Роберт Бейтс, профессиональный пилот-астронавт? Мое дело — выводить на орбиту «челноки», возить ученых, журналистов, сенаторов, научную аппаратуру, спутники связи. И — ракетные платформы, лазерные пушки, блоки памяти будущих электронных генералов космических эскадрилий? А почему бы и нет? Или все-таки нет? О чем ты будешь думать, стартуя на «челноке», в грузовом отсеке которого лежит ЭВМ с программой первого удара? А о чем думает носитель, увлекающий к цели кассетную боеголовку с десятком ядерных зарядов? Но разве ты, астронавт, ты, человек, так же бездушен, как созданное твоими руками оружие, издевательски называемое «умным» или даже «мыслящим»?

Хорошо бы все-таки задать эти вопросы Джиму, старине Джиму, которого я не видел уже лет пять, но с которым у нас в прошлом так много общего — работа, судьба, победы, неудачи, упорство… Интересно, помнит ли Джим, как я обещал, если дорасту до командира миссии, свозить его в космос на своем «шаттле», если понадобится — хоть зайцем… А может, его теперь тоже мучают сомнения? И он не знает, что не одинок, нет, уже не одинок в этой своей способности сомневаться, присущей только естественному, человеческому интеллекту. Электронный разум на сомнения не способен… Но если их двое — значит, могут, должны быть и другие, раз есть двое — должно быть много, бесконечно много других. Это один — исключение. Два — это уже правило…

Бешеное буханье барабана мало-помалу затихло, уступив место флейте. Мелодия стала более спокойной, задумчивой. На углях остался один танцор. Он — другого слова не подберешь — бродил по огню, словно глубоко погруженный в свои мысли, словно решал для себя что-то. Проходя стряхнул с пятки прилипший к ней уголек. Присел на корточки, достал из кармана рубахи пачку сигарет, вынул одну, зажал в уголке рта, провел ладонью по углям, выбрал приглянувшийся, покатал алый камешек с ладони на ладонь, взял в щепоть, неторопливо прикурил. Попыхивая сигаретой, поднялся, подошел к краю круга, скинул рубаху и лег голой спиной на угли, до пояса, подложив под голову руки. Неторопливо поднялся, поклонился публике и двинулся к выходу со сцены. Он прошел мимо Бейтса, на расстоянии протянутой руки. Спокойное лицо, чуть запавшие от усталости глаза. Астронавт, приглядевшись, едва удержался, чтобы не ахнуть. Танцор насквозь промок от пота — штаны, рубаха, волосы, блестело влагой лицо, руки…

В-третьих, какая связь между облаком и созданием электронно-космического генерала? Да никакой. В конце концов, черт с ним, с облаком. Есть, оказывается, куда более интригующие тайны…

Бейтс машинально провел рукой по лбу и удивленно отдернул ее, почувствовав холодную влагу и холодную мокрую рубашку, противно прилипшую к спине.