– Господин полковник! – сказал я странным, как бы не своим голосом и сам подивился, насколько отвратительно он звучит.

Полковник нырнул ко мне.

– Говорите, Ливанов!

Щеткин засуетился, пытаясь влезть между полковником и мной:

– Ему нельзя!.. Нужен покой!..

– Уберите его! – засипел я.

Щеткина убрали.

– Почему он задает такие вопросы? – сказал я.

– Какие? Кто задает? – Комаров-Лович отчаянно силился уловить смысл моих речей. Я был благодарен ему за это, и в то же время меня раздражала его непонятливость.

– Щеткин, – сказал я. – Спрашивает глупости. Я знаю, как меня зовут.

– Конечно знаете, голубчик, конечно… – отозвался г-н полковник чуть дрогнувшим голосом.

– Он должен спросить, где Мухин. А он не спрашивает! – пожаловался я.

– Ну так я вас спрошу, голубчик, хотите?

– Да уж, хочу! – заявил я. Теперь я ощущал себя чрезвычайно довольным, поскольку никто из присутствующих не знал, как поступать, а я – знал.

– Ну так я спрашиваю вас, господин корнет, где сейчас пребывает подпоручик Мухин! Отвечайте! – возгласил Комаров-Лович.

– Мухина подбили, – сказал я. – Я ума не приложу, как сам выбрался, потому что меня… тоже подбили.

Комаров-Лович наклонился надо мной так низко, что его усы щекотнули мне нос.

– Мухин остался у варучан? – переспросил г-н полковник.

Я отчаянно сморщил нос, мучаясь от невозможности почесаться.

– Наой – весь оазис в мятеже, – сказал я и дунул на усы г-н полковника. – Мы видели их. Мухин и я. Они уже перешли реку, – бормотал я. – Пятьсот лошадей, десятка два или три глайдеров. Есть дальнобойное орудие. Больше тысячи человек.