— И что дальше со мной?

— Да ты чего, Анна, расслабься уже. Сказал же, друг я тебе. Саша Север фуфлыгу не гонит и слов на ветер не бросает.

Напряженно сглотнула. Мужчина вновь увлекся закусками.

— Скажи мне, красапета, ну неужели ты никогда не слышала про Сашу Севера? Я ведь картежник. Выигрывал целые состояния, на них вот построил свой особняк. Нравятся мои хоромы? — он обвел широким жестом комнату.

— Нет. Темно и необжито, — буркнула недовольно.

Раз убивать, сказали, не будут, смысл с ним сюсюкать.

— А ты дерзкая. Неужели совсем не боишься? У меня же на всю семью больше ста лет отсидки. Все сидели. Да что там, я родился в тюрьме. Она мой дом. Воровская династия. И папа, и мама, и сестра… Отбывать с одним из нас срок считается честью. Я, можно сказать, легенда криминального мира. Вот уже и сынки мои чалятся. Жена с дочерью только не замазаны.

Молчу. Сморю в тарелку.

— Ладно, че ты. Неинтересно тебе? Мне же скучно в одиночке. Вот, вышел на пару дней ради тебя, а ты мне ничего рассказывать не хочешь…

— Мне домой надо.

После очередной рюмки мужчина вновь продолжил рассказ.

— Успеешь. Мне тоже много чего надо… Ты знаешь, все всегда удивлялись моему интеллекту, — он крутил в руках сигарету, но не поджигал ее, — я песни писал уже с одиннадцати лет. Много у меня их. Не одна тетрадь. А Миша… золотой был мужик… Жалко, прожил недолго. Жена моя, Галина, его ко мне на зону привезла. Попросила за него, а своей жене я никогда не отказываю. Договорился. Помогли. А потом… с девяноста четвертого года карьера Миши резко пошла в гору. Он и потом ко мне приезжал, проведать, я как раз сидел во «Владимирском централе». Песню «Владимирский централ, ветер северный» слышала же? Ну?

Я кивнула.

— Миша мне ее посвятил, как другу. Я вернулся после отсидки домой, и он мне ее подарил, и первая строчка звучала иначе «Владимирский централ, Саша Северный». Правда, я попросил убрать. Не дело это, не по понятиям. Но шестеренки закрутились, пошла популярность. Я ему тоже несколько песен подарил. «Осенний дождь», например.

Так что я, когда дома, тут, в Твери, бывал, всегда встречались. Редко, правда, я все больше за решеткой…

Я что, в Твери?! И так вполуха слушала, все мысли и были, что только о съемках, о девочках, которые наверняка места себе не находят.

— Ну че ты дергаешься? Э-э… не сваришь с тобой чифиру. Тогда сама рассказывай. Какие у тебя печали, красапета? Ты мне, можно сказать, душу спасла. Она за Мишу ой как болела. Я, знаешь, как о душе беспокоюсь? Больше, чем о теле. Когда отсидишь двадцать пять лет с самим собой наедине, ценности, они сильно меняются. Думаешь, вот это, — он поднял хрустальное блюдце с икрой, — когда-нибудь заменит мне Мишу? Нет, девочка, это все наносное. Без этого прожить можно. А жить с дырою в сердце гораздо сложнее. Эх-х… — он хлопнул себя по ногам и встал.

Я тоже подскочила.

— Да что ты? Сиди. Я так…

Мужчина начал ходить по комнате туда-сюда.