Когда наступил последний четвертый день пребывания в Нейи, Адель так и не возвратилась в свои апартаменты, предпочитая остаться у князя Тюфякина в Голландском доме. Слуги уже собирали вещи. Все, что она хотела, было получено, сверх того ей двор ничего уже не мог дать.

К тому же, здесь, в Нейи, было меньше влиятельных людей, чем в Тюильри. Когда король вернется в Париж, она будет иногда бывать при дворе, но в загородные резиденции уже никогда ездить не будет — нет-нет, увольте. Ей было бы гораздо приятнее провести время в Вилла Нова. К тому же Адель скучала по дочери. Когда Дезире не было рядом, ей вообще сама жизнь казалась бессмысленной.

Но последний день в Нейи надо было еще прожить. Адель отправилась в манеж: Лошадь — ахалтекинец, подаренный Тюфякиным — у нее была отличная. Собственно, только сейчас, став владелицей этого благородного животного, Адель начала понимать в лошадях толк. Стройным, поджарым Турком, покрытым короткой золотисто-рыжей шерстью, отливающей на солнце блеском, невозможно было не залюбоваться — изысканность породы бросалось в глаза даже не знатоку: сухая изящная голова, гордая шея, выразительные, даже с какой-то поволокой глаза, сильные прямые ноги, огонь и норовистость в каждом движении. Однако в общем королевский двор был не столько поражен, сколько шокирован презентом, который русский князь сделал своей молоденькой любовнице. Существовало правило: женщины, хотя бы в малой степени претендующие на порядочность, могут ездить только на кобылах! Уж никак не на жеребцах.

Турок был именно жеребцом. Впрочем, Адель нравился ее конь, а уж о том, что ездить на нем неприлично, она не стала задумываться.

Если уж на то пошло, она была даже рада шокировать всех, кто был в Нейи, и как можно сильнее.

В манеже ее внимание привлек стройный, высокий, темноволосый подросток, уже почти юноша. Среди всех всадников, что были в манеже, этот шестнадцатилетний мальчик был красивее всех, обладал самой лучшей посадкой и правил лошадью так уверенно, что Адель невольно залюбовалась им и, без всякой задней мысли, сказала, обращаясь к Филиппу:

— Какой красивый юноша! Просто поразительно!

Герцог Немурский метнул на нее такой подозрительный взгляд, что Адель вздрогнула, и раздраженно бросил:

— Оставьте мальчишку в покое, ему учиться надо, а не…

Он не договорил. Адель очень тихо, но зло и сухо произнесла:

— Учиться надо вам, мой принц. Учиться манерам. А этот мальчик уже и так многое умеет. Кстати, он похож на вас.

И уже громко, она добавила:

— Какой все-таки великолепный наездник!

Эти ее слова услышал тот, кому они были адресованы. Юноша обернулся. Он был в форме морского офицера; его лицо показалось Адель очень приятным — большие темные глаза, твердый, уже не детский, настоящий мужской рот. Лишь черные локоны, длинные, прямые и даже на вид очень мягкие, придавали его облику какую-то детскость.

Улыбаясь, он сказал:

— Специально для вас, мадемуазель, в подарок!

С необыкновенной легкостью проделав ряд сложнейших фортелей и выкрутасов, юноша снова очутился в седле. Адель зааплодировала и неспешно направила своего Турка ближе к новому знакомому.

— Браво, это настоящий подвиг, сударь! Мне еще никогда не дарили ничего более оригинального.

— А я еще никогда не слышал комплиментов от такой красивой женщины, как вы, мадемуазель.

Он сказал это свободно, как опытный мужчина, как бы между делом, улыбаясь и с легкостью сдерживая разгоряченного коня. Взгляд юного незнакомца был ласков, приветлив, но ничуть не робок, и это очень понравилось Адель. Она испытала настоящее недовольство, услышав, что к ним подъезжает герцог Немурский.