— Ладно, допустим. Однако, как же всё это связано с нашей жестокостью? — похоже, меня ждало очередное откровение, на какие Ната была горазда, если не штабелировала трупы.

— Есть лишь два истинных чувства, способных насытить любую душу, — глаза, сияющие желтизной, разом погасли, превратившись в два чёрных провала, — и если первое, как я уже говорила, мы не получим никогда, то второе — всегда пожалуйста.

— Это какое же?

— Ненависть.

Граф нервно суетился, точно домохозяйка, застигнутая врасплох внезапным появлением незваных гостей. Бедные слуги, не успевшие спрятаться куда подальше, обречённо выслушивали противоречивые приказы, бежали их выполнять, тут же возвращались обратно и получали ворох невнятных дополнительных указаний.

Огромное Количество этих чумазых оборвышей, да и весь обветшавший замок, больше напоминающий ухоженную помойку, вызывали у меня чувство брезгливой отрешённости, а девочки так и вовсе осторожно касались пыльной засаленной мебели, в хаотичном беспорядке замершей посреди тусклых, заросших паутиной, комнат. Решительно непонятно, как можно до такой степени запустить жилище, где ты постоянно обретаешься?

Впрочем, Усинский в своей домашней ипостаси оказался подстать собственной руине: серое привидение, с торчащими в разные стороны лохмами пегих волос, обряженное в пятнистый халат и бесформенные тапки. Девочки уже раз пятьдесят интересовались у графа, где он нашёл столь изысканного кутюрье, а хозяин продолжал растерянно улыбаться, не в силах сообразить, в чём заключается соль шутки.

Пока нам искали подходящие кресла, куда можно было сесть, не опасаясь услышать крысиный писк, Ната внимательно изучала картины, косо и криво развешанные на стенах, делая издевательские замечания по поводу жемчужин в навозной куче, а Галя измывалась над молоденьким лакеем, то вынуждая его принести стакан ненужной ей воды, то интересуясь, когда у пятнадцатилетнего мальчишки последний раз был секс. Судя по её отличному настроению, общение с садовником прошло весьма продуктивно.

Я молча стоял у окна, рассматривая через тусклое желтоватое стекло, огромный дикий сад, вольготно раскинувшийся за графским замком. Насколько было видно отсюда, более или менее культурные насаждения успели побрататься с сумрачными деревьями леса, сплошным зелёным покрывалом, стекавшими с пологого холма, поодаль. Ограда замка, которая могла остановить это воссоединение, давным-давно превратилась в трухлявую фикцию и лишь металлические ворота, через которые мы въехали внутрь, щеголяли начищенным гербом графа: двумя усатыми сомами, повисшими над копной сена.

Супруги у графа не было, а многочисленные бастарды никоим образом не могли претендовать на имущество Усинского. Имелся, правда, некий троюродный дядя, подвизавшийся при дворе Орляна, но едва ли ему могло потребоваться всё это недоразумение. Надо будет посоветовать Симону переместить сюда тренировочную базу, после того как Усинский благополучно отдаст концы.

— Вот, прошу, гости дорогие, — граф запыхался так, словно сам тащил эти тяжеленые уродливые штуковины, — присаживайтесь. Лично проследил, чтобы клопов не было.

Наташа, сосредоточенно царапавшая когтем угол тёмного, до неразборчивости, полотна, глухо хрюкнула, а Галя, весело расхохотавшись, щёлкнула по носу совершенно пунцового юношу, у которого уже успела расстегнуть несколько верхних пуговиц камзола.

— Премного благодарен, — поразмыслив, я выбрал самое удобное седалище, щеголявшее нетронутой кожей на подлокотниках, — приятно посмотреть на хозяина, столь внимательно относящегося к потребностям гостей. Самостоятельно следит за клопами, надо же!

На этот раз смешок Наташи оказался много громче, а Галя, наконец, отпустила свою жертву и расположилась на моих коленях. Усинский, скромно присевший на край колченого табурета, уставился слезящимися глазами на стройные ножки девицы и тяжело сглотнул. Старый греховодец. Как говорит исповедник Медведки, отец Дубосклон, в таком возрасте, самое время думать о вечном, отбросив мирские мысли. Люблю слушать недалёкого попика: успокаивает. А ещё обожаю, когда он начинает чесать про божьих посланников, осеняющих двор благодатью. Галя, в такие моменты, просто млеет.

Усинский, продолжая пожирать взглядом соблазнительные формы, мотнул длинной седой бородой, весьма напоминающей козлиную и нервно поправил рукав засаленного халата. Характерно, что даже парадная одежда сидела на графе, точно обноски на пугале и Лилия, во время торжественных приёмов, старалась спрятать дорогого гостя куда подальше, а то и вовсе не приглашать, если это было возможно.

— Так, чем обязан? — проблеял хозяин, ёрзая на своём неустойчивом скакуне, — такая честь! Никогда не ожидал в нашей глуши особ подобного статуса.

— Ламенский второго века, — задумчиво пробормотала Наташа, брезгливо отряхивая паутину с изучаемой картины и напрочь игнорируя вопрос графа, — экое свинство, держать подобные полотна в эдаком то хлеву! Скажу Симону, пусть напишет вердикт об изъятии.

— Наследство, понимаете ли, — застенчиво хихикнул Усинский, не до конца сообразив, в чём смысл претензий гостьи, — сам то я весьма далёк от сих экзерсисов. Дела хозяйственные всё больше отягощают мой разум.

Я почти не вслушивался в его блеяние и размышлял, стоит ли мне просто приказать графу оставить его сексуальные игрища в прошлом или придумать нечто заковыристое. Как обычно, пока я думал, одна из девушек высказала мысль, подтолкнувшую в нужном направлении.

— Скучно, — пробормотала Галя мне в ухо и прижалась к груди, вызвав у графа сдавленный хрип, — хочу развеяться. Давай поохотимся.