— И что пассажирам пить?

— Могу кипятка налить.

— Спасибо…

Он спустился на подножку и вгляделся в кромешную тьму. Кто-то говорил в темноте, потом голоса стали отдаляться.

Вадим подсветил телефоном и спрыгнул на утрамбованный склон. Поскользнулся, но устоял на ногах.

Здесь хотя бы был намек на легкий ночной ветерок. Вадим перехватил щепотью футболку на груди и потряс, охлаждаясь. Глаза привыкали к темноте, и он различил слева какое-то здание. Наверное, вокзал.

Пошел на проступающий абрис.

— Двадцать минут, — крикнула проводница. — Далеко не ходите. Скоро откроются врата!

— А? — Он обернулся, но проем был пуст.

Врата? Послышалось, что ли?

Как беспокойные голоса, шелестела невидимая трава. Он выбрался на дорожку из камня, по которой наползал молочный слоистый туман. Над головой шептались планеты.

Серая масса приземистого строения надвинулась на него. Старое здание с обрамленным колоннами крыльцом. Он поднял телефон и прочитал изъеденную жучком вывеску: «Бетельгейзе».

Что-то щелкнуло и провернулось в голове, но не докрутилось, заклинило.

Из распахнутых дверей тянуло болотным воздухом, гнилью, под сводом коридора на грязном шнуре светила лампа в форме морской раковины.

Вадим обернулся. Успеет ли вернуться?

Ну, проводница его видела, да и время еще есть.

Он зашел, пытаясь заново прочувствовать романтику путешествий, тайну новых открытий.

Темно-зеленые облупленные стены, исчерченные вертикальными бороздами; грязь и мусор на полу; сети паутины под потолком. На стене справа кто-то искусно нацарапал рыбака, стоящего в лодке посреди гневных волн. Двери в боковые помещения были заколочены темными досками, из которых торчали квадратные шляпки гвоздей.

Вадим снова обернулся, чтобы посмотреть на поезд. Бездушная машина была единственной, кто знал, что он не должен здесь находиться, что это не конечная точка его пути — так казалось.

Увидел вагонные огни и пошел дальше.