— Хорошо, я займусь. — Паша почему-то выглядел немного смущенным. — Один кончик у меня есть. Вы знаете, каким образом статья тогда исчезла с первой полосы? Я специально выяснил. Материал сняли по личному распоряжению нашего Михаила Львовича. Впрочем, конечно, проверить нужно. Может, у него какой-то другой резон был, может быть, кто-то надавил на него?
Последние слова Паши почему-то никак не задели Дмитриева. Он не придал им значения, пропустил мимо ушей, наверное, это произошло потому, что, увидев через стекло взлетающий самолет, мысленно он опять был уже далеко и говорил уже с другим человеком.
В одиннадцать Макар Иванович вышел из своего кабинета в редакции, а в двенадцать он сидел уже в откидном кресле самолета. Задремал, думая о предстоящей встрече с Зоей, больше ни о чем. Еще через полтора часа самолет приземлился в Киевском аэропорту. Когда такси остановилось возле почтамта, на часах Дмитриева было двадцать минут третьего. Конечно, он опоздал.
10
Он опоздал, но Зоя опоздала еще сильнее, она появилась минут через десять, вышла из троллейбуса взволнованная, бледная, в легком демисезонном пальто с огромными металлическими пуговицами, заметив Дмитриева, остановилась. Поправляя рукой легкую косынку, попробовала улыбнуться.
— Привет!
— Привет. Ты ко мне приехал? — Она смутилась и отвела глаза, Дмитриев молчал. — Скажи что-нибудь!..
— К тебе…
— А где булавка? — Она дотронулась пальцем до отворота его плаща.
— Нет ее больше.
— Потерял?
— Выбросил.
— Пойдем куда-нибудь? Есть хочется… Я проспала… Позавтракать даже не успела.
В кармане его лежало приглашение на торжественное заседание в МОЦ. Заседание должно было состояться завтра. Начало в 12.00, а прежде было просто необходимо провести несколько встреч, но Макар Иванович не хотел об этом думать. Не позвонив матери сразу по приезде из аэропорта, он теперь к середине дня решил вообще ее не беспокоить. Если уж не уговорил в предыдущие два раза, то что же можно сделать за пару часов.
Сколько лет он не позволял себе ничего подобного. Посидев в ресторане, они просто пошли шляться по городу. Дмитриев почти ничего не говорил. Весенний Киев вокруг был прекрасен так же, как двадцать лет назад. Дмитриев просто шел рядом с Зоей, слушая ее голос и не вникая в смысл слов, и с каждым шагом все отчетливее и отчетливее понимал, что не сможет больше жить без этой женщины. Овладевшее им чувство оказалось столь сильно, что Макар Иванович старался не прикасаться к Зое. Она сама взяла его под руку.
— Ты что? — весело спросила она. — Устал?
— Нет!
— Тогда давай еще погуляем… Представь, я не помню, когда вот так просто бродила по городу… Ты знаешь, когда я сунула в Припяти эту проклятую шубу в мешок с нафталином, задвинула на антресоль, я будто проснулась… И помог мне ты. Если бы не ты, никогда бы от нее не избавилась! — Она всхлипнула даже. — Никогда!
Было около двенадцати, когда Макар Иванович, проводив Зою почти до двери подъезда, вдруг сообразил, что ночевать ему, получается, сегодня негде.
— Ты надолго в Киев? — спросила Зоя.