И вот тут, справа, Сокольских услышал тихий плеск, едва-едва слышный. Кто-то обходил его со стороны канавы. Значит, был еще один, в тылу у оборонявшихся. И вот сейчас он осторожно пытается зайти сбоку. Вот почему седой так разливается соловьем, он ждет пока их оставшийся боец зайдет мне в тыл.  Отвлекает, значит. Надо бы шансы подравнять, если седой поймет, что я их маневр вычислил и включится в бой со своим автоматом, мне придется худо.

- А давай поговорим, - крикнул Сергей, старясь прятаться за деревом так, чтобы его не было видно со стороны канавы

- О! Ну наконец-то! - седой явно обрадовался. - Я уж решил, что ты немой или по-нашему не понимаешь. Так что тебе надо? Может, разойдемся миром?

- Давай, хрен с тобой! - подыграл Сокольских. - Только уж без западла, расходимся, так расходимся, ага?

- Да о чем базар, братан? Я так меркую («думаю» жаргон.), мы сейчас с тобой оба, одновременно подымаемся, без нервных движений, и медленно расходимся. Слово тебе даю, не трону.

- Хорошо. Только ты первый поднимись, и руки разведи, с оружием, так чтобы я плохого не подумал.

Седой некоторое время думал, потом крикнул:

- Эй, а какие гарантии, что ты первый не шмальнешь?

- Хотел бы шмальнуть, уже все кусты бы продырявил, ты-то меня не видишь, а я твою позицию, как на ладони. Не дрейфь, босота, мы же договорились?

Конечно, Птица лукавил, седого ему вообще не видно было, и стрелять вслепую было глупо, кусты были хоть и не высокие, зато плотные и росли широко, а если седой там за бугорком каким-нибудь лежит, совсем пустая затея. Только свою позицию бы раскрыл. Плохо, что того, который сбоку заходит не слышно, затаился, наверное, ждет, пока я выйду.

- Ладно, братское сердце, верю тебе! Выхожу. - из-за кустов, медленно поднялась фигура седого. Дубленка испачкалась в грязи, короткие волосы растрепались.

Бандит  держал автомат за цевье, чуть отведя руку в сторону, что должно было демонстрировать дружелюбность намерений. Он нашел фигуру Сергея не сразу, а когда увидел, удивился, явно не рассчитывая увидеть его там, где он стоял. Широко улыбнувшись, седой громко сказал, - Ну вот видишь, я вышел.

- Вижу, - кивнул Сокольских и вскинув ружье, дважды выстрелил. Разброс получился большим, одна пуля ударила седого в бок, а вторая в лицо. Затрещали кусты и заваливающееся тело уголовника повисло на их упругих ветках. Тотчас, Сергей увидел справа какое-то движение, и, ориентируясь на него, добил в листву два оставшихся патрона. Мелькнули белые полоски спортивного костюма и, в сторону Птицы зло ударил автомат. Пули свистнули совсем рядом, выбивая из дерева кусочки острых щепок и коры. Бросив ружье по ноги, Сокольских  рванул из-за пояса пистолет Макарова и быстро выпустил наугад, в сторону предполагаемого противника весь магазин. Упал на землю, подтянул за ремень ружье и, привалившись спиной к осине, быстро перезарядил оружие. Сразу же, не давая противнику времени на какие-либо действия, вновь открыл огонь в сторону низких елочек и кустов, выпустив все четыре ружейных пули. У канавы послышался какой-то громкий плеск, потом еще один, потом раздалось громкое «бултых» и все снова стихло.

Перезарядился. Прошло минут пять. Все это время Сергей напряженно всматривался в сторону предполагаемого противника. Наконец, Птица медленно, осторожно поднялся и крадучись, двинулся по широкой дуге, к канаве. Из чего именно он попал в стрелка, сразу было непонятно, убитый лежал лицом в полупрозрачной, желтоватой воде, которая приобретала вокруг тела, ало-черный оттенок. Сокольских поднял из воды автомат Калашникова, калибром 7, 62, и снял с ремня убитого холщевый подсумок, в котором, правда, оказалось два уже пустых и один, судя по весу, неполный, магазин.

Лазая по воде, Птица промочил ноги и штанины до колена. Но не это было плохо, он заметил, что весь его левый бок залит кровью. И только тогда почувствовал дурноту и слабость. - Ну вот, кажется звиздец приехал...

Выбравшись на сухое место, он осторожно отвернул полу штормовки и поднял свитер с майкой. Пулевое отверстие выглядело плохо, края раны вздулись, кровь пульсирующими толчками выходила наружу, заливая одежду. Провел рукой по спине, и зашипел от боли. Выходное отверстие тоже было, значит на вылет. Еще, при движении рукой, в боку перехватило дыхание, ощущение было, словно его крепкой палкой ударили.

- Похоже, ребро сломано, для кучи. Вот если бы это был 5,45 калибр, легкая пуля, попав в ребро, ушла бы гулять по туловищу дальше, и тогда все, амбец. А так, мощный АКМ просто прошил его бок насквозь и  пуля усвистела дальше, не задерживаясь. Будь на нем армейский бронежилет, все было бы с точностью наоборот, 5, 45 его бы не пробил, а вот 7,62-ой пройдя через пластины, потеряв мощный импульс, застрял бы в теле.

Самостоятельно перевязать себя он не смог, левая рука уже не гнулась. Пришлось здоровой рукой облить рану обеззараживающей жидкостью, отчего Сергей чуть не потерял сознание, такой сильной стала боль. Потом, помогая себе зубами, распотрошил перевязочный пакет, закрыв рану с обеих сторон бинтом и залепил, чтобы держался, пластырем.

После этих процедур, Птица посидел немного, потом собрался с силами и пошел к машинам. Ружье стало бесполезным, так как действовать двумя руками он не мог, пришлось опять вооружиться пистолетом. Пальцы левой руки еще сгибались, и он даже сумел перезарядить ПМ.

Странные машины. Он только теперь это понял, когда подошел ближе. Вроде обычные, военные, но все же чем-то отличаются. Ага, всякой навесной ерунды полно. Вон, какие странные плоские то ящики сбоку висят, на приваренных креплениях. Не военные ящики, хоть и зеленые. Аппаратура, что ли какая? Мосты у машин высоко подняты, для проходимости, лебедки, сетки какие-то. И вот еще что, - он только сейчас разглядел бумаги на стеклах. Что-то по-английски написано, так-так, «спешиал техникс», дальше непонятно, так, «депортаментс». Фиг поймешь, что-то специальное техническое, какого-то департамента. Научники, что ли?