-Госпожа баронесса, должен вас предупредить, надумаете выйти замуж - придется вам вначале обратиться ко мне. Я не смогу постоянно бывать в поместье, связь со мной, в случае необходимости, можете держать через управляющего Франца.
Я, не оборачиваясь, так же ровно и равнодушно, ответила.
-Всенепременнейше, господин племянник! Но постараюсь как можно меньше напоминать вам о своем существовании. Прощайте, господин Иоганн!
Кто бы знал, что это тоже относится к не сбываемым мечтам!!
Франц проводил нас на хоздвор. Там, возле складов, заканчивали погрузку и надёжно фиксировали груз веревками аж три больших грузовых телеги с извозчиками. На первой, укрытой парусиной, явно громоздилась какая-то мебель. Эта телега уже отъезжала, готовилась к отъезду и вторая, на которой топорщились горой различные тюки, текстиль, значит. Третьей телегой, подъехавшей от другого склада, была телега с продуктами - мешки, корзины, тоже все плотно заставлено. А нам с Улей куда? Поверх корзин садиться?
Как бы отвечая на мой невысказанный вопрос, к нам подъехала небольшая пролетка с опущенным верхом. Сзади коляски был надёжно привязан мой сундук. Вот и хорошо, а то я уж думала, придется трястись в телеге на куче соломы. Франц, отдававший последние распоряжения возницам, подбежал ко мне.
-Госпожа баронесса, на кухне вам приготовили готовый обед, извозчики разогреют его на костре. Им тоже есть обед. Харчевни в том направлении пользуются неважной славой. Хотя очень оживленный путь проходит. Через Нойфельштатд проходит единственная дорога в Чахению из портов и столицы, Беллина. Извозчиков и телеги с коляской можете задержать на день, если понадобится. Но не более. Одну телегу и лошадь можете оставить себе, но извозчика не могу оставить, они все здесь живут, у всех семьи. Наймете, может быть, кого-нибудь из местных. Да, вот ещё, возьмите! Это я из казны, из прошлой арендной платы взял, мало ли, может понадобиться...
И мне в руку ткнули увесистый кошель с чем-то, глухо брякнувшим внутри. Только спустя длительное время я узнала, что добряк Франц просто отдал мне своё жалованье за два месяца.
Вначале ехать было скучно. Тянулись бесконечные пастбища, поля, затем сменившиеся садами, в которых работники убирали последние поздние яблоки. Я даже задремала, убаюканная мерным, плавным ходом коляски и пригревающим солнышком. Ближе к обеду проснулась от того, что на дороге стало шумно. Открыв глаза, огляделась. Да, движение стало интенсивным. В обе стороны шли тяжело груженные большие подводы, возчики громко окликали своих коллег на встречных курсах, в общем, гвалт был изрядный. Наш кучер, обернувшись ко мне, пояснил.
-Здесь как раз начинается путь в Чахению, груз для них перегружают на речных пристанях Трайна и Одерны, куда везут его баржами. После Нойфельштадта дорога идёт в горы, через перевал. Раньше он зимой закрывался, а сейчас редко когда на неделю - другую закроется.
Проехали пару деревушек мимо, не заезжая, только виднелись островерхие красные крыши да шпили небольших кирх. Спустя недолгое время наш обоз начал сворачивать на небольшую площадку в стороне от дороги. Там было выложено каменное костровище, вкопаны в землю несколько столов и лавок. Даже хворост был. Пообедали тем, что приготовила нам кухня, возчики метнулись в небольшой лесок неподалеку, восполнили запас хвороста, что потратили, и мы опять двинулись в путь, нам оставалась почти половина пути.
Приехали мы на место, когда уже откровенно стемнело. И хотя весь день светило солнце и мне в плотном дорожном платье было даже жарко, к вечеру все равно похолодало, и мне стало зябко. Поскольку последние часа полтора я откровенно клевала носом, то и не заметила, когда мы свернули в сторону с большака. Но Ульрика, болтавшая о том, о сем с кучером, сказала, что город вон там, за поворотом, его с большой дороги хорошо видно, а мы отъехали от нее километра на полтора (Автору известно, что в то время практически в каждом государстве была своя измерительная система, но для удобства восприятия пользуется современной метрической системой, принятой в Европе).
Перед нами высился темной громадой дом в два этажа, кажется, без малейшего проблеска света в окнах. Если честно, то и самих окон было не разглядеть, даже отсвета в стеклах не отражалось. Кучи чего-то непонятного громоздились в темноте вдоль подъездной дороги. Мы подъехали ближе, и наш кучер снял с коляски масляный фонарь, зажжённый по ночному времени. И принялся стучать в парадную дверь. Вначале стучал кнутовищем, затем кулаком, а потом уже откровенно дубасил ногой. Подошедшие мужики с телег уже предлагали зайти со двора, когда наконец, за дверью раздался недовольный мужской голос.
-И что так колотить? Все равно не пущу! Мало ли кого носит тут об ночную пору!
Кучер рявкнул с раздражением.
-Открывай, пень старый, хозяйка приехали! А то сейчас мы с мужиками и вынесем эту дверь!
За дверью раздался торопливый шепот, потом опять тот же голос неуверенно произнес.
-А я почём знаю, что хозяйка? Пущай отзовётся!
Я и в самом деле хотела отозваться, но кучер разъярился ещё больше и, проорав что-то ненужное для девичьих ушей, от души саданул по двери. Что-то там не выдержало, металлически блымкнуло, и дверь распахнулась. Надо полагать, засов не выдержал. За дверью, в кромешной темноте, истерически завизжал женский голос. Кучер, подняв фонарь повыше, вошёл внутрь, за ним прошла Ульрика, и дальше я. Возчики остались пока во дворе, решая, куда сейчас загонять телеги и вести на отдых лошадей. Я уткнулась в спину Ули, она негромко мне сказала:
-Вы подол платья приподнимите, госпожа баронесса, а то испачкаете сильно.