Мергвин перенес деревянную миску с мясом на стол и взглянул устало на свою воспитанницу.
— Я не буду пить, Эрин, чтобы не наговорить лишнего, хотя ты этого очень хочешь.
Ее глаза помрачнели на мгновение. Но когда Эрин гордо подняла голову, она была уже спокойной.
— Я не собираюсь потакать тебе, друид, — произнесла она с достоинством.
Эрин поставила свою еду на стол напротив Мергвина и направилась к двери, чтобы принести вино от коновязи. Она остановилась, затем повернулась к нему и проговорила тихо, но пылко:
— Понимаешь, друид, мне все равно, что говорят твои камни. Я буду сама ковать свою судьбу.
ГЛАВА 3
Он стоял около искривленного ясеня, уперев руки в бока, и на фоке заката представлял собой устрашающее зрелище. Красный плащ с изображением волчьей головы развевался за его величественной фигурой, завитки волос спадали на лоб.
Его глаза принимали оттенок индиго, когда он смотрел вниз, на Карлингфордское озеро, На том берегу были видны лагеря датчан. Тысячи воинов собрались этой ночью, чтобы сразиться на рассвете.
Олаф встряхнулся. Датчане были искусными мастерами и умными людьми. Кольчуги, которые носил он и некоторые ирландские вожди, были изобретены ими, и с таким умелым и опасным врагом ему предстояло сразиться утром. Олаф ждал от этого сражения гораздо большего, чем норвежцы или датчане могли предположить. Он, норвежский принц, ожидал не просто битвы и грабежа. Еще ребенком, просиживая холодными ночами у ног сказителя, он мечтал об Эйре. Будучи младшим сыном, он не наследовал королевства отца. Его будущее — в его собственных руках. Он подумал о своем дяде Тургейсе, который одно время властвовал над большой частью изумрудного острова. От берегов Лиффея до Дублина Тургейс простер свои руки. Олафу казалось, что он знал слабое место дяди.
Тургейс хотел основать языческую империю — но ирландцы вовсе не желали предавать своего Бога.
« Я завоюю их, а потом приучу жить вместе «, — думал Олаф. Его не заботило то, какому Богу он поклонялся. В его сознании возникла идея о новой великой расе, которая соединила бы жестокость, силу, строительные навыки викингов с порядочностью и образованностью ирландцев — и эта новая раса будет непобедимой.
Глупо размышлять так, когда предчувствуешь что-то страшное. Пока он не владел ничем. Он был просто воин и принц, как и многие другие вожди, которые поведут норвежцев в бой на рассвете. Да, сейчас его мысли казались глупыми. Он захватил много городов, обогатился сам и щедро одарил своих воинов. Но Эйре по-прежнему была полем брани, и он подсознательно чувствовал, что никогда пришедшие из-за моря не смогут покорить ирландцев. Жить вместе…» Норвежец выживет, если станет ирландцем «, — нашло на него странное озарение. Он передернул плечами, взволнованный своими мыслями. Он сын короля, только без королевства, а ему страшно хотелось быть королем.
Кто-то коснулся его плеча. Он не вздрогнул и не схватился за меч. Он узнал это прикосновение и, положив сверху свою руку, нежно притянул к себе, желая взглянуть в лицо. Его милая Гренилде! Она была так высока, что их глаза встретились на одном уровне, так смела, что носила такую же эмблему, что и мужчины, и так необыкновенно красива, что сумела завоевать его сердце.
Сейчас она подняла золотистые брови и улыбнулась:
— Ты не будешь спать, мой Волк? Я бы не хотела видеть тебя завтра еле держащимся в седле от усталости.
Он засмеялся и крепко прижал ее, передразнивая:
— Ты хочешь, чтобы я лег спать, мой варвар? Или у тебя что-то другое на уме.
Раздавшийся вместо ответа смех был похож на журчание реки. Олафа поражало, как много она умела. Он встретил ее во время одного из набегов, она руководила группой викингов. Когда деревня была захвачена, они столкнулись неожиданно. Готовые к нападению, они пристально посмотрели друг другу в глаза и уронили свои мечи со смехом. С тех пор они были вместе, влюбленные искатели приключений. Она знала и других мужчин, она была не королевской крови, и если другие женились на принцессах и держали их дома, как добычу, Олаф сделал ее хранительницей очага, и теперь другие женщины померкли в сравнении с ее красотой и храбростью.
Она заставила его отказаться от намерения лишать невинности своих пленниц. Кричащая женщина больше не соблазняла его, когда это божественное создание радовало, получая удовольствие от его прикосновений. Он не мог запретить мужчинам насладиться женщинами, которые были частью их добычи, но в сражении установил строгие правила — и благодаря им их тела были разгоряченные и возбужденные, и они горели желанием. Некоторые воины полюбили ирландских девушек, сделав их женами, а не рабынями.