— Наверно у него очень здоровые сосуды, — вяло отметил Гущин.

— Но пока ты здесь, под моим началом, — продолжал голосить унтер, наседая на рядового — я заставлю тебя быть добросовестным, исправным солдатом! Если у тебя в черепушке куча дерьма вместо мозгов, ты у меня будешь делать вид, будто твоей коровьей лепешкой можно думать! Какой стороной нужно вставлять в винтовку пачку?!

— Э… Правильной стороной, господин старший унтер-офицер!

— Я тебя в нужнике утоплю, рядовой!!! Ты что издеваешься, остолоп?! Что значит «правильной», вошь казарменная?!

— Той… которой… втыкать без… ореберения!..

— Втыкал ты на гражданке в древесное дупло! Потому что нормальная девка от тебя как от оспы бежит, слякоть! Пачку в винтовку следует что?! — Заглубить! Заглубить в приемное гнездо магазина! Каким концом?!

— Без ореберения, господин старший унтер-офицер!

— Без! Ореберения!!! Оребрение ты должн чувствовать сверху, положив на пачку свою ладонь. Даже у такого как ты, руки не могли загрубеть настолько, чтоб не чувствовать разницу; — хоть ты до основания свой вялый хобот сотри, рукоблуд! Конструктор специально позаботился, чтобы солдат мог даже наощупь найти нужную сторону пачки, хоть в темноте, хоть после попойки! Он только не мог знать, что винтовка попадет в руки к пеньку в поганках вроде тебя! Если еще раз вставишь пачку не той стороной, я тебе её в рот загоню! Так чтоб ты из неё все патроны проглотил и сзади по одному выстрадал!!! Ты меня понял, Васюков?!

— Так точно, господин старший-унтер офицер!

— Щас саданет, — лениво отметил Гущин.

— Ну а вот тебе для памяти, корыто ты скотное!.. — Унтер придвинулся, и коротко, с точно отмеренным усилием вложил рядовому под дых. Шинель не спасла, рядовой крякнул на выходе, и сгорбился.

— Смирно рядовой! — Заорал унтер, свирепо потрясая усами.

Рядовой с трудом распрямился, опираясь на винтовку, и подергиваясь, заставил себя стоять смирно. Унтер снова придвинулся, придирчиво оглядел. Дернул ремень, поправляя подсумок.

— Голову выше! — Рявкнул унтер. — Живот втяни! Прибери зад! Что ты его растопырил, как жена лавочника?! Бурдюк! Штафирка! Я недостаточно уделял тебе времени, Васюков. Но теперь-то уж…

Зловещее обещание унтера осталось незаконченным. Краем глаза он увидел подходящих офицеров. — Смирна-а! — Словно фигурка на постаменте, будто подсолнух к солнцу, унтер повернулся к офицерам, и отточенным идеальным движением отдал честь. Во всем виделся кадровик старой, довоенной, школы. Как называли их на военном жаргоне — «отчетливый». «Странно, что его не повысили до обер-офицера, когда мы угробили почти весь свой состав в Великой Войне», — подумал Медлявский.

Медлявский и Гущин небрежно сбросили снег с папах.

— Унтер, как фамилия? — Спросил Медлявский.

— Старший унтер-офицер Погорелов, ваше благородие! — отбил безупречную скороговорку унтер.

Медлявский оглядел застывших солдат. Лица были коровьи, тупые. Может быть, даже слишком тупые. А в глазах тлел злой огонек.

— Вольно.