Могучий подъемный кран опускался время от времени в глубину океанского гиганта, поднимался, совершал поворот, занося груз над морем, и лишь гораздо выше, достигая расположенного под прямым углом металлического траверса, стальная клетушка крана бежала к берегу. При очередном заходе из трюма появился для всеобщего обозрения огромный голубой «альфа-ромео»; кран сделал боковой поворот, и роскошный автомобиль понесся, колыхаясь, над водой.
– Слушай, парень, – шепнул Приватный Алекс на ухо Горчеву, не сводя глаз с летящего над морем «альфа-ромео». – Слушай, парень, – его глаза блестели, а голос от волнения охрип, – слушай и тут же забудь, иначе я тебя придушу собственными руками. Это самый дорогой автомобиль в мире. Он из четырнадцатикаратового золота.
Горчев смотрел разинув рот. И вдруг воскликнул:
– Цепь порвалась!
Секунда – и золотой автомобиль упал в волны. Оглушительный всплеск, ослепительный фонтан… и «альфа-ромео» исчез в глубине Средиземного моря.
2
Падение дьявольского шедевра автомобильной индустрии примечательным образом впутало в ситуацию совершенно посторонних людей и причинило им кучу неприятностей.
Примером сему – безобидный господин Ванек. В казарме на его койке уже давно гладили белье: господин Ванек никогда здесь не появлялся, так как все свободное время проводил под арестом. Утром господин Ванек при ярком солнце бегал по кругу, затем занимался военно-строевой подготовкой, а потом – ежедневно и систематически – его избивал собрат по оружию и по аресту – одноглазый турок Мегар. Время избиения наступало всякий раз после еды, словно колотушки считались лучшим медицинским средством для улучшения пищеварения. Между господином Ванеком и здоровенным турком возникло какое-то недоразумение. В чем оно заключалось, объяснить было невозможно, так как Мегар владел только своим родным языком.
Когда господина Ванека первый раз отвели в арестантскую, там сидел на полу одноглазый турок и попеременно то склонял голову к полу, то откидывался, поднимая вверх ладони. Секретарь смотрел с интересом, а потом осведомился, сколько раз в день он предается этим гимнастическим упражнениям. Из турецкой глотки вылетело несколько невразумительных односложных слов.
– Видите ли, – сказал господин Ванек. – В таких вещах я разбираюсь, потому что мой кузен, учитель гимнастики, часто выполнял со своими учениками известные упражнения по системе Далькроза, пока не вмешался городской врач.
Прослушав сообщение, Мегар успокоился и даже дружески улыбнулся.
И тут-то и случилась беда. Господин Ванек отметил, что стоит хорошая погода.
Такое нельзя было говорить.
Турок, надо полагать, понял как-то по-своему, ибо при замечании о погоде вошел в неописуемый экстаз: он бил себя в грудь кулаками, завывал, клялся в чем-то и плакал навзрыд.
– Простите, умоляю вас, – смущенно бормотал господин Ванек. – Я беру свои слова обратно и готов признать, что погода чересчур засушливая, ветреная и даже, если вас так больше устраивает, ожидаются заморозки на почве.
– Ты собака, неверный, – завыл турок и обхватил шею Ванека, – ты не знай, кто я!
– Но тогда скажите, что вы за зверь, и я буду разговаривать как надо, – пытался успокоить турка господин Ванек.
Охранник, который принес ужин, спас Ванеку жизнь. И в самое время, так как громадный Мегар, проливая горькие слезы и проклиная собрата по несчастью, колотил его головой о дверь камеры.
Мегар частенько дубасил господина Ванека, ибо при одном взгляде на секретаря впадал в экстаз. И секретарю стало ясно, что если ему не удастся в самое ближайшее время отыскать переводчика, турок его рано или поздно прикончит.
Пришло меж тем сообщение от Горчева: шеф просил еще немного потерпеть. К записке были приложены квитанции о внесении денег в банк.