Минуты сочились за минутами и сворачивались за моей спиной кровавыми следами. Я охнул, сел, содрал с ноги ботинок и принялся обтирать его сперва об дорожку, потом травой, подобрал кусок фанерки и остервенело зашоркал им по подошве. Невозможно было и дальше терпеть кровь на своих ногах.

Бойни в этот час стояли черные, немые. Прежде здесь снаряжали патроны, лежалые, промокшие картонки с тех времен громоздились огромной горой к северу от ангара, там было бы шикарное место для игр, то ли замок, то ли лабиринт, но уж больно дурная репутация сложилась у этого места.

Следом за оружейным цехом тут сортировали трупы после четвертого июля, я этого не застал и другие мальчишки тоже, но мы передавали легенду из уст в уста, куда более подробно и цветисто, чем иную библейскую притчу.

В Андратти свезли более трех тысяч мертвецов, все страшно обгорелые, наши приняли их по договору с тогдашним союзником – немецкой колонией Штальштадт, теперь уж и нет такой, как нет вокруг французов или русских. Целую неделю тут работал жуткий конвейер. Принимали, потрошили, фасовали. Что-то жгли, что-то бросали в котлован и заливали бетоном. На улицах шептали, что среди мертвых искали какую-то особую породу, выродков или мутантов, а может, сливали черную кровь, чтобы синтезировать из нее сыворотку. Кое-кто говорил, что тела пожгли потому, что они носили в себе штамм фута-вируса. С восторгом повторял я эти глупости и даже подбил глаз Джейлу, тот задавался и высмеивал меня. Чтобы добавить истории веса, я приврал, что вирус принесли с собой астронавты с орбиты, я вычитал это в растрепанной книжонке, одной из тех, которые отец подкладывал под ножку кровати, чтобы та стояла ровно. В повести было множество взрослых подробностей, которые такой малец, как я, не сумел бы придумать самостоятельно, поэтому мою историю выслушали с молчаливым уважением, даже Джейл пришел подлизываться, и я с ним помирился. А по улице зашуршал новый шепоток. Про чумных марсианцев.

Тогда ангар и начали называть бойнями. Ходить сюда отваживались только полные храбрецы, потому что неупокоенные духи постоянно задирали кого-нибудь насмерть – в районе ангара регулярно находили бездыханные тела.

С месяц назад в город пригнали стадо коров голов на семьсот. На целый день запрудили мычанием и навозом основную улицу. По уговору или дурной прихоти распределители приказали скот заколоть, мясо солить и закатывать в олово, а шкуры дубить с алюминием. Бойни как нельзя лучше подошли для этого. Дело слыло дурным, но денег сулили прилично, работой город не процветал, поэтому все затолкали суеверия куда поглубже и открыли ворота ангара для коров.

На деньги всех потом кинули, большую часть консервов сменяли на патроны и бензин, кости тягачами свезли в карьер милях в десяти от города, мы с мальчишками разок смотались на скотомогильник, но долго там не протянули, больно жуткое оказалось место, никакого интереса, дикая вонь и тридцатифутовые курганы из слипшихся костяков. Потом и тех не стало, спалили, испугавшись мора. В качестве извинений распределители выдали каждому взрослому мужчине пакет – пинта рома и две сигары. Тем и заткнули возмущенные рты.

В бортах ангара чернели дыры проходов. На ночь его никто не запирал. Стоило рвануть насквозь и сократить путь едва ли не на полмили, собственно, за этим я сюда и притащился, но от этой идеи у меня мороз прижигал кожу.

– Сейчас там должно быть пусто, – вслух утешил себя я и поразился дрожи в голосе. У меня не было фонаря, значит, придется идти едва ли не на ощупь. И все равно так быстрее.

У входа лежала челюсть. Я замер, хватая ртом воздух, до того она показалась мне страшной. Выбитые зубы валялись поодаль, как кусочки граната, рассыпавшиеся из плода. Челюсть была громаднющая, я даже представить себе не мог, что коровы вырастают до такого размера.

– Мама ждет, – подстегнул я себя самым важным, что осталось в моем мире. – Ты сегодня убил человека, сбросив ему кирпич на голову. Чего зубов испугался?! Беги давай.

Внутри ангара нестерпимо воняло хлоркой. Видать, чистили тут все на совесть. Я сделал шагов десять во тьму и замер, ожидая, пока привыкнут глаза. Ветер бродил по бойням загулявшим повесой, гремел где-то вдалеке, свистел сквозь щели. Под потолком еле заметно тлели огромные лампы накаливания. Их мерцания вполне хватало, чтобы различать силуэты. Я не стал мешкать и зашагал в нужном мне направлении. Сердце лупило, как в барабан, выдавая меня с головой.

Я пересек центральный проход и двинулся к выходу напротив моего, рассчитывая за две минуты проскочить этот Лимб, но с той стороны ворота оказались заперты. Я подергал створки, и уж они не стали таиться, заскрипели со всей дури, пустили по ангару гремящее эхо. Стараясь не озираться и не сбивать шаг, я метнулся обратно. Нужно было вернуться к центральному проходу и проскочить по нему сотню ярдов до следующего выхода. Я шлепал отчаянно, не таясь, грохота я учинил столько, что не заметить меня мог только глухой.

И все равно, когда из мрака высунулась рука и сграбастала меня за ворот, я заорал так отчаянно, что едва не обмочился. В темноте загорелся огонек, я прикрыл глаза ладонью, до того ослепительным он мне показался.

– Что за ерунда, слышь?! – В голосе человека, схватившего меня, читалось разочарование. – Ты такой маленький. Почему послали кроху? Опять врут, слышь? Издеваются? Ты чего такой, а? Ты ж не сможешь! А? Силенок-то хватит, слышь?

– Что?! – Я тщетно пытался вырваться. – Пустите! Я – не тот. Не он!

– Он-он, – затряс меня ужасный незнакомец. – Ты не спрыгивай, слышь. Мы пойдем-пойдем сейчас. Сделаем! Слышь? Ты сможешь. Ничего, что мелкий, наверное, силиииииищи у тебя! Ну или так…

Он оборвал фразу и оглушительно чихнул. Я влепил ему бейсбольной перчаткой, двинул что есть сил и тут же накатил пыром в голень, всё, как меня учила улица, но урод оказался не прост. Он отдернул ногу и в ответ врезал мне справа, вышиб дыхание. Перчатка отлетела куда-то в сторону, такая новая, я ни разу не опробовал ее в игре!

Я видел колени, обернутые несколькими слоями тряпок. Ниже шли клепаные сапоги с набойками на носах. Между ног он поставил керосинку. На поясе человека висел болторез с рукоятями не менее двух футов в длину. Я попытался разглядеть лицо моего пленителя, но уж больно слезились глаза.

– Слыыыыыыыыыыыыыышь! – будто с удивлением протянул он и ухватил меня за шиворот. Все невзгоды вылетели из моей головы. Самые жуткие ужасы полезли в нее наперегонки, сучили миллионом лап, как сколопендры, вызывали в памяти какие-то дикие россказни: вот сейчас он отрежет мне яички, будет жонглировать ими и смеяться или набьет живот чешуей дохлой рыбы, посадит на цепь и станет глумиться, как над девчонкой. Какие у него длинные руки, они что, по плечи в черной резине?! Кто он? Куда тащит меня? Горло сдавило судорогой, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мужчина держал крепко и очень целеустремленно волок куда-то в темноту. Я отчаянно брыкался, но все, чего добился, набрал полные ботинки хлорки, и та начала жечь, медленно, неотвратимо сползая все глубже.