Улицы Верхнего яруса живут по иным законам, нежели рабочие кварталы.

Именно поэтому Эмбер выбрала мужской наряд. Не в первый раз она перевоплощалась, чтобы провернуть какое-нибудь дело. Вот и сейчас оделась так, чтобы сойти за представителя самой многочисленной работающей братии: посыльного или конторского работника, которого отправили с каким-нибудь поручением. Небогато, но опрятно. Широкие штаны, рубашка, подтяжки, рабочий пиджак из парусины. Спрятала волосы под парик, сверху натянула копполу*. С её худощавым телосложением сойти за паренька, спешащего по делам, совсем не трудно. А холщовая сумка с широким ремнём поперёк груди даст всем понять, что парень не болтается без дела.

Но для Голубого холма этого было недостаточно. Там повсюду жандармы, охраняют покой богатых кварталов и специальные ищейки — собаки, что натасканы вынюхивать эйфайров. У аругвы есть побочный эффект — особый аромат, слишком тонкий для обычного человеческого носа, но вполне различимый собаками. Поэтому сегодня она обойдётся без этой маскировки. В отличие от других эйфайров у Эмбер был редкий талант маскировать свою ауру. И годы, проведённые у шамана Монгво, не прошли даром, она добилась в деле маскировки подлинного мастерства. Главное, не испытывать сильных эмоций: злости, страха, ярости, удивления или восхищения. Эйфайры очень чувствительные натуры, и это зачастую их погибель. Она достала пузырёк из тёмного стекла − немного настойки страстоцвета, и ей гарантировано спокойствие слона.

Затем Эмбер выудила из недр старого сундука осколок зеркала в оплётке из джута, на который расщедрилась местресс Арно, сдавая комнату, и посмотрела на себя. Достала ещё один пузырёк и накапала в глаза туату. Их сияющее серебро постепенно угасло, и в зеркале отразились лишь обычные человеческие глаза. Можно сделать их совсем тёмными − карими, но лучше не усердствовать в маскировке. У неё и так слишком неподходящее лицо для посыльного. Утончённое, аристократичное — наследие предков. Кто бы знал, что в нынешней жизни то, чем так гордился отец, будет ежедневно угрожать её жизни!

Она моргнула несколько раз, и глаза совсем потускнели, став просто серо-голубыми. Теперь её не отличить от обычной жительницы Акадии. Это и хорошо. Не нужно, чтобы кто-то даже просто заподозрил в ней эйфайра. Им вход на Верхний ярус строго запрещён. Жандармы тут же отправят её в тюрьму, а оттуда на остров Дежавю в Лагуне. В пансион. А это страшнее всего, что только можно представить. Так что сегодня в ход пойдут все допустимые средства, но всего нужно в меру.

Эмбер достала из щели под подоконником маленькую баночку и, зачерпнув оттуда пальцем густую прозрачную массу, чуть мазнула лицо на скулах, подбородок и лоб. Несколько секунд сидела, закрыв глаза, а когда открыла, то на тех местах, где она нанесла крем, на коже засветились тонкие золотые нити. Эмбер осторожно коснулась их пальцами. Они были совершенно невесомы и прозрачны, словно струйки золотой пыльцы, но от прикосновения её рук вдруг ожили, задвигались, сплетаясь в узлы, будто танцуя невидимый танец. Эмбер сосредоточенно смотрела на себя в зеркало, представляя лицо, которое хотела создать. Это почти её лицо, только теперь оно должно выглядеть чуть более мужественно. Ей не нужно менять внешность кардинально, на это уйдёт слишком много сил, которых у неё и так нет. Но создать иллюзию, чтобы стать немного больше похожей на мужчину, она может себе позволить.

Она знала тех эйфайров, которые могли меняться полностью, как гусеница, что входит в кокон и выходит оттуда бабочкой, но для этого нужна сила. Много силы. А силы — это чья-то жизнь. Но Эмбер — воровка, а не убийца. Она берёт у всех понемногу, чтобы не причинить вреда. И тратит точно так же, экономно. Иначе ей не выжить. Убивать ради перевоплощения она не станет.

Тонкие золотые нити сплелись в какое-то подобие прозрачной маски, висящей в воздухе.

— Ну вот. Прощай, Эмбер! — она прижала маску ладонями к лицу, и золотые нити исчезли, впитавшись в кожу. — Здравствуй, Эмерт.

Теперь из зеркала на неё смотрел юноша с чуть угловатыми чертами лица, но абсолютно узнаваемым сходством. Он мог бы вполне оказаться её братом, всё-таки оставшимся в живых, вопреки всему. И иногда ей казалось, что такой двойник у неё существует на самом деле, так часто ей приходилось становиться Эмертом, что она к нему привыкла.

Оставшись довольна результатом, Эмбер спрятала зеркало и баночку, бросила в сумку пузырёк с настойкой страстоцвета и выбралась в окно. Незачем местресс Арно видеть её преображение. Розовое рассветное золото уже окрасило статую Парящего Спасителя на вершине и разлилось патиной по лагуне.

Эмбер спрыгнула на крышу, легко съехала по скату вниз, ловко поймала пальцами знакомый выступ и перепрыгнула через переулок на другую сторону. Крыши домов на улице Бургун для неё всё равно, что авеню. По ним, не спускаясь на мостовую, она может добежать до самого порта, избегая нечистот и ненужных прохожих. Да и вряд ли кто погонится за мальчишкой, скользящим в рассветных сумерках по черепице и прыгающим с крыши на крышу, словно ловкая обезьяна. А если кто погонится, то на этом пути у неё нет преград.

Таких, как она, местные жители зовут каррейро — бегун. В бедных кварталах это не роскошь, а скорее, необходимость, чтобы скрыться от погони. Словно тени, словно ягуары, каррейро перемещаются, используя как опору любую подвернувшуюся под ноги и руки поверхность — крыши, столбы, балки, перила и стены. Скользят, перекатываются, прыгают… Крыши — их стихия, здесь их не поймать и не догнать жандармам, ищейкам или охотникам за головами. Но вот Голубой холм — другое дело.

Там всё подчиняется иным законам.

Эмбер добралась до площадки подъёмника и одёрнула мешковатый пиджак, приводя себя в порядок. Пару сентимо, и вот уже корзина поднимается вверх, на другую площадку, от которой дальше по холму ходит омнибус.

На нём она добралась до самых ворот, ведущих на Верхний ярус, где уже толпилась очередь желающих попасть на Голубой холм. В основном, это работники и слуги, которые с рассветом уже должны быть в господских домах. Но все те, кто не живёт на холме, должны сначала пройти через досмотр охраной и ищеек. И в этой проверке таилась отдельная опасность. Охранники и их ищейки натасканы на то, чтобы находить эйфайров.

Эмбер, хотя и выпила настойку страстоцвета, который успокаивает и притупляет страх, не позволяя ауре наливаться золотом, но всё равно беспокойство щекотало ноздри. Охранник и монета − это хорошо, а вот ищейки…

Она стояла среди работяг, как и она, одетых в серую потёртую одежду, и, засунув руки в карманы, старалась не смотреть по сторонам. У каждого из желающих попасть на Голубой холм должен быть браслет — разрешение на работу. У неё тоже был, и она показала его охраннику, а вместе с ним незаметно сунула в руку монету Джарра, надеясь только на одно, что если это не сработает, то она успеет вырваться и убежать. Но охранник, быстро спрятав монету, как ни в чём не бывало взял Эмбер за локоть и толкнул к другому выходу, гаркнув остальным:

— Не толпиться! В ту очередь идите, бездельники! Что вы, как стадо баранов, лезете все в одни ворота!

А Эмбер вспомнила свой разговор с Костяным королём.