Книги
Знание-сила, 2009 № 08 (986)
Но там, в Ташкенте, главной для Кассирского, ученого и врача, стала другая наука — гематология. Именно ей Кассирский отдал все те годы, что ему суждено было прожить.
Середина тридцатых. Иосиф Кассирский — уже профессор, заведует кафедрой, а ему всего тридцать шесть. Все — впереди. Его приглашают в одну из московских клиник — железнодорожную больницу имени Семашко на должность весьма нелегкую, хотя и авторитетную — научного руководителя терапевтических отделений.
Небольшое здание в три этажа посреди Лосиноостровского лесопарка, у притока реки Яузы — Будайки. Здание с башенками напоминает старинный замок, и спрятан этот замок в лесной зелени и тишине. К нему ведет еловая аллея. В «замке» же все начищено и блестит. И не случайно здесь больные, и условия для их лечения должны быть на высоте. Так считал Кассирский.
«Гости» замка — больные — покидали его с просветленными лицами. В течение 30 лет здесь же работал Кассирский! Здесь были первоклассные хирурги и терапевты. Это были его ученики, его друзья.
Тогда, в середине 30-х, старые профессора встретили «новичка» недоверчиво. Но в первый же день его появления в «замке» произошло небывалое даже в жизни видавшей виды профессуры. «Новичок» принял участие в консилиуме и с ходу обнаружил у больной ранее не диагностированный митральный порок сердца. Удивление старых врачей сменилось уважением к молодому коллеге.
Эпизод из лечебной практики Иосифа Кассирского, который запомнился одному из лучших его учеников, академику, главному гематологу России Андрею Воробьеву: «В диагнозах Кассирский не ошибался; лучшего диагноста не припомню. Иосифа Абрамовича некоторые коллеги профессора недолюбливали — думается, за профессиональную широту: тропические болезни он у нас знал разве что не лучше всех, в микроскоп смотрел сам и мог консультировать завзятого лаборанта, сердце выслушивал с точностью, превышающей возможности фонокардиографа.
Поскольку он хорошо знал гематологию, в которой обычные терапевты почти ничего не понимают, собратья по профессии с легкой покровительственной усмешкой называли его «гематологом».
Вызвали как-то его к академику Юлию Борисовичу Харитону. На груди этого маленького человека — три звезды Героя, «отец атомной бомбы». Случился тяжелый озноб, высокая температура, ломит все тело, в крови — высоченный лейкоцитоз. Смотрели многочисленные консультанты. От Кассирского профессура ждала разъяснения только высокого лейкоцитоза, а уж какую-то свою концепцию они приготовили.
Кассирский спокойно расспросил больного, внимательно его осмотрел, а горло обследовал с лампочкой. «Лакунарная ангина». Юлий Борисович говорил, что надо было видеть лица коллег-профессоров. Проглотили пилюлю «гематолога» — за эту кличку, в частности.»
Да, он — гематолог, тем и интересен. Москве он нужен как гематолог, как лидер в этой области медицины.
В годы войны, в первые ее месяцы, он взваливает на себя решение сверхважной проблемы транспортировки консервированной крови, срочно и крайне необходимой раненым в госпиталях, и успешно эту проблему решает — кровь, которая ранее пересылалась не более чем на 60 километров, благодаря Кассирскому могла пройти путь, длиной почти в 150 раз больший. Назначенный НКПС главным терапевтом всей железнодорожной медицины, он выезжает во фронтовые госпитали, где не только консультирует врачей, но и сам лечит в особо трудных случаях. В стране — вспышки инфекционных заболеваний, но в СССР есть
Кассирский, есть его труды — статьи и монографии ученого-инфекциониста, — вот и пригодилась его старая любовь.
А уже после войны, в конце 40-х годов, вышла знаменитая среди гематологов монография Иосифа Кассирского, написанная в соавторстве с Георгием Алексеевым, — «Болезни крови и кроветворной системы», не раз переизданная под другими названиями. «Та гематология, которую мы знаем теперь, в нашей стране началась с выхода этой книги», — замечает, вспоминая Кассирского, академик Воробьев. И еще одно замечание мэтра нынешней гематологии: «Каково научное наследие Иосифа Абрамовича? Практически все крупные гематологи нашей страны — его ученики: если даже они не слушали его лекций (меньшинство), то, безусловно, воспитывались на его книгах и руководствах».
После этой книги последовала монография «Лейкемоидные реакции», где Кассирский доказал, что эти реакции не переходят в лейкоз, что это совершенно другая патология.
И новый взлет — очередная монография Кассирского «Генетика в гематологии». О плачевной судьбе генетики в нашей стране благодаря стараниям Сталина говорить не стоит. Книгу свою Кассирский закончил только в конце пятидесятых.
И наконец, еще одна монография, на этот раз написанная вместе с сыном Генрихом, но уже на другую, далекую от гематологии тему, связанную с кардиологией, — по аускультативной симптоматике пороков сердца, где сын, ученик отца, заявил о себе как талантливый кардиолог: тот же подход к любой медицинской проблеме, скрупулезное ее изучение и тончайший ее анализ.
С каждым годом Кассирский поднимался все выше и выше — не в должностях, которые его интересовали мало, а в глазах всех, кто его окружал, кто готов был ходить за ним по пятам, чтобы не пропустить ни одного его слова; в словах была мудрость врача, блестящего ученого и человека, умевшего откликнуться на любую просьбу каждого, кто обращался к нему.
В больнице имени Семашко он организует курсы усовершенствования терапевтов-«железнодорожников» — и в этот «Оксфорд на Будайке», как называли курсы его сотрудники, считали большим счастьем попасть врачи, которые практиковали за тысячи километров от этой самой Будайки.
Появились «декадники» — ежегодные собрания выдающегося Учителя в день его рождения, 16 апреля. Каждый год приезжали 300–400 бывших его курсантов. Во вместительном, переполненном зале стояла мертвая тишина, когда говорил «новорожденный».