Глава четырнадцатая

Том дождался наступления ночи, прежде чем направиться в эту часть города. Несмотря на то что Гильес с коллегами были восхитительно некомпетентны, не стоило испытывать судьбу, разгуливая при свете дня. След убийц Рафаэля уже успел остыть и без ареста Тома и долгих бессмысленных допросов.

Он провел несколько часов, скрываясь в темном полуподвальном баре, пытаясь забыть о том, что почувствовал, оказавшись на месте смерти Рафаэля, и сконцентрироваться на том, что узнал.

Если подумать, из всего, что сказал Тому Гильес, были важны две вещи. Во-первых, что Рафаэля видели идущим на исповедь. Учитывая отношение Рафаэля к религии вообще и католицизму в частности, эта новость была равносильна сообщению о том, что папу римского заметили в стриптиз-баре.

Во-вторых, важно было то, что Гильес упомянул об обыске квартиры Рафаэля, но ничего не сказал о его студии. Вероятно, полиция не знала о ее существовании. Неудивительно — насколько помнил Том, студия была зарегистрирована на имя Игнасио Санчеса Мехиаса, когда-то известного севильского тореадора, ныне покоящегося на кладбище Сан-Фернандо.

Старая улица, с ее полуразрушенными складами и мастерскими, была безлюдна, однако Том на всякий случай старался держаться в тени. Удостоверившись, что никто не следит, он пересек улицу, укрываясь за разбитой машиной, стоявшей на кирпичах вместо колес. Эта развалина успела перенести пожар, сиденья пригорели к своим остовам, остатки ткани и высохшей пены, словно кожа на скелете, висели на почерневшей раме.

В двухэтажном доме Рафаэля не горело ни одного окна; приблизившись, Том заметил, что навесной замок на расписанном граффити подъемном ставне цел. Над ним, в липком от жары воздухе, покачивался маленький папоротник, чьи листья непонятно как пробились сквозь осыпающуюся штукатурку.

Еще раз оглядевшись, Том вскрыл замок, поднял ставень так, чтобы суметь проскользнуть, и вновь опустил за своей спиной. Звук эхом разносился по длинной комнате без окон, вытянувшейся перед Томом словно глубокий гроб. Взяв стул, он прислонил его под углом к ставню и аккуратно положил на край замок, так чтобы тот балансировал, но не падал. Старый, но эффективный трюк.

Найдя фонарь на обычном месте. Том принялся пробираться по узкому коридору среди рухляди — ненужной мебели, старых покрышек и детских игрушек, сваленных по обеим сторонам комнаты. Глаза кукол поблескивали в темноте, отражая свет фонаря. Некоторые ценные экспонаты были упакованы в пакеты. Тому казалось, что, когда он проходил мимо, вещи тянулись к нему, чтобы дотронуться, и возвращались на свое место с неслышным вздохом.

По сравнению с первым этажом комната наверху была светлой и чистой. Большие окна с двух сторон и высокая застекленная крыша. Слабый свет полной луны каждые несколько секунд вытеснялся красными пульсирующими отсветами огромного неонового рекламного щита на соседнем здании.

Несмотря на недостаток освещения. Том видел, что в комнате царил такой же беспорядок, как и обычно. Пола было не видно под слоем засохшей краски; тонкие разноцветные ручейки хрустели под ногами словно ветки в лесу. Ненужные наброски и полузаконченные полотна были свалены в углах словно согнанные ветром; пустые тюбики из-под красок и старые кисти торчали между ними, как мачты корабля, наполовину погребенного под слоем песка.

И все же кое-что изменилось. Стул был опрокинут, его ножки жалобно торчали вверх, в сиденье была прорезана дыра, через которую вываливалась набивка. Два мольберта валялись на полу. Все ящики были выдвинуты, их содержимое вытряхнуто. Том нахмурился. Кто бы ни перевернул квартиру Рафаэля, он совершенно точно побывал и здесь.