– Все парни – придурки, – бормочет Сюзи и, оглядываясь, натыкается взглядом на Оливера. Мне становится интересно, скажет ли она что-нибудь ему – например, назовет ли его тоже придурком, как и остальных. Но Сюзи, не обращая на Оливера особого внимания, вновь поворачивается к печке, у нее такой вид, будто ее вот-вот стошнит.
– Может, тебе лучше присесть, – трогаю я ее за плечо.
Сюзи подскакивает, добегает до дивана, с разгона падает на него и резким движением натягивает до подбородка одеяло.
– Спой мне песенку, Нора, – мычит она, закрывая глаза. Ни дать ни взять малышка, которая просит рассказать ей сказку на ночь и спеть колыбельную. А потом дать ей молока с печеньем и в лобик поцеловать.
– Сюзи, – негромко зову я, но в ответ слышу легкий храп. Она уже спит.
Волосы Сюзи разметались по щеке, губы приоткрылись, и я полагаю, что теперь она, пожалуй, проспит до самого утра. Интересно, вспомнит ли она назавтра все, что говорили ей парни.
– Прости, – произносит за моей спиной Оливер. Он подходит ближе, и уже только от одного этого у меня сводит желудок. Сильное, странное ощущение. Будто кто-то у меня в животе кишки морскими узлами затягивает.
– За что?
Оливер отвечает тихо, словно боясь потревожить Сюзи, хотя она, мне кажется, не скоро еще проснется.
– За то, что сказали те парни.
– Я привыкла, что люди говорят обо мне, – отвечаю я, покачивая головой и криво усмехаясь.
Хочу дать ему понять, что это меня нисколько не волнует, что я сильнее, чем он мог подумать. Но при этом я верчу на пальце бабушкино кольцо и позволяю памяти переключиться на то, что те парни говорили у костра о голосах, которые они слышали у себя в хижине, и как сомневались, кого им обвинять – Оливера или Макса.
«Да они просто психи», – думаю я.
Слышали то, чего на самом деле нет.
– Мне не следует здесь оставаться, – осторожно, словно сам не веря своим словам, говорит Оливер. Он переводит взгляд на Сюзи, которая заняла весь диван. – Я могу найти себе другое место.
Удивительно, как легко можно убедить себя поверить, что здесь нечего бояться. Как легко можно смотреть на едва знакомого парня и верить каждому его слову. Возможно, я дура. Или все же тянущее ощущение в груди и то, что мое сердце то и дело сбивается с ритма, что-то да значит? Может, есть доля правды в этом чувстве?
Чувстве, которое я не должна игнорировать.
Чувстве, которое я не хочу испытывать.
– Нет, – говорю я наконец, и Оливер останавливает на мне свой взгляд, а у меня перехватывает дыхание. – Ты можешь спать на чердаке.
Его глаза теплеют, и комната у меня перед глазами начинает покачиваться, а кухонные часы принимаются слишком громко отсчитывать секунды. Фигура Оливера расплывается, и я вспоминаю, как он стоял за деревьями, наблюдая за мной у костра. Он следовал за парнями из лагеря потому, что беспокоился обо мне. Я не знаю, что мне чувствовать по этому поводу или что сказать, только сердце мое сильно, до боли, колотится под ребрами.