— Ладно, я быстренько. Не скучай, — с улыбкой приказала девушка и потопала в направлении звука.

Городок казался вымершим. Никто не спешил по улицам по своим делам, у дверей трактиров не стояли зазывалы, за мутными стеклами не угадывалось ни единого движения — только изредка пробегали кошки и тихо поскуливали псы в конурах, не решаясь высунуться наружу.

— Странно, очень странно, — задумчиво пробормотала Алрин. — Совершенно непонятно.

Внезапно за спиной хлопнула дверь, и темная тень метнулась через улицу. Алрин резко обернулась, но успела заметить лишь свежие следы на снегу и снежинки, кружившиеся по траектории перемещения неизвестного существа. Гулко хлопнула дверь.

Алрин проверила, не стесняет ли одежда ее движений, не развяжутся ли завязки в самый неподходящий момент, не застрянет ли фамильный меч в ножнах, и пошла по следу. След скрывался в одном из дворов. Алрин неуверенно подошла к раскрытым и поскрипывающим на ветру воротам и спросила в темноту:

— Ээй, есть кто живой?

Никто не ответил. Внезапно что-то зашуршало, и Алрин попятилась. Но это оказался всего лишь наглый рыжий кот, выбравшийся с сеновала. Он выглядел настолько довольным, что Алрин почувствовала, как против воли на ее лице расцветает улыбка:

— Кис-кис-кис, котик, — пропела она. Кот оглянулся на призыв, оглядел девушку с ног до головы, но решил вниз пока не слазить.

Алрин присмотрелась и поняла, что живые есть, и довольно много. Довольно резко пахло навозом, в одной из сараюшек, оказавшейся курятником, озабоченно квохтали куры, а вода в ведрах у колодца не успела даже застыть на морозе. Алрин поняла, что причиной безлюдья не являются нежить и мор, и уже смелее пошла к добротной избе, по-хозяйски расположившейся на подворье.

Дверь в избу не поддавалась. Алрин несильно дернула ее пару раз, а потом решила попытать счастья, постучав в окно. Но и тут ее ждала неудача — в ответ на явственно различимый стук никто не откликнулся, а за мутными стеклами различить какое-либо движение было решительно невозможно. Травница пожала плечами и пошла к воротам, но, отойдя буквально на пару саженей от странного дома, она услышала в покинутом дворе какое-то шевеление, быстро метнулась назад и вновь никого не обнаружила. Двор вновь был пуст, исчезли только ведра с водой. Судя по потекам, их с максимально возможной скоростью утащили внутрь избы.

— Странно, — снова озвучила Алрин напрашивавшуюся мысль и продолжила движение.

Когда подруга скрылась за поворотом, Лара оглянулась. Городок выглядел странно пустым — на свежевыпавшем снегу не было ни одного человеческого следа, но других, с когтями, было достаточно много. В основном это были собачьи следы, которые бурное ларино воображение укрупнило до волчьих, а этих неведомых хищников снабдило бритвенной остроты клыками, глазами цвета свежей крови и ядовитой слюной, капающей из вонючих пастей. Поэтому, когда входная дверь корчмы, к чьей коновязи были привязаны лошадки, скрипнула, Лара издала пронзительный вопль, заставивший нервно тряхнуть ушами лошадей, звякнуть стекла в близлежащих окнах и мучительно скривиться хозяина трактира, издавшего напугавший девушку шум открываемой дверью своего заведения.

— Тише, тише, не шумите так! — зашипел хозяин. — Вы ж не местные, а у нас тут такое творится, ой… Да вы внутрь заходите и лошадок заводите! — с этими словами хозяин аккуратно прикрыл входную дверь, отвязал лошадь Алрин от коновязи и повел во двор. Травница отвязала свою лошадь и заинтересованно пошла следом.

В конюшне хозяин остановился и повернулся к Ларе:

— Трудные времена у нас сейчас настали, уважаемая… Так что если пару серебрушек за комнату дадите, я и овес обеспечу, и комнату чистую. Еда за ваш счет, — торопливо добавил он.

Это было намного дешевле того, на что рассчитывали травницы, и девушка с радостью согласилась. Уже внутри она спросила хозяина:

— А что ж у вас-то творится здесь?

— Ой, и не спрашивайте, — замахал на нее руками корчмарь. — Назначили нового коменданта нам, старый-то на повышение пошел, так нам прислали какого-то ветерана. Поначалу он сидел тихо, как мышь под веником, и только позыркивал по сторонам. А потом… слыхали, наверно, недавно контрабандисты какие-то темные делишки в амбаре одном тут проворачивали, чуть их не накрыли сыщики столичные, сбежали они куда-то. И тут он как сорвался — буквально на следующий день всех собрал на площадь, и закатил речугу о патриотизме, родине и ополчении. Все послушали, а когда намекнули, что вообще-то им есть, чем заняться, он окружил площадь солдатами и сказал, что, мол, лучшего показателя стойкости и патриотизма не знает, чем четкий строевой шаг и задорная песня. С тех пор каждое утро он с солдатами сгоняет всех, кого увидит, на площадь, и там они маршируют и поют аж до вечера. Он и всех купцов так начал гонять, так они люди легкие, в ту же ночь уехали. А мы вот прячемся по щелям… — и трактирщик горестно махнул рукой.

— А что же с Алрин? Ее что, если увидят, тоже петь заставят? — возмущенно спросила Лара.

— Это обязательно. Раньше вечера не ждите, — подтвердил трактирщик.