Вообще, армейские и флотские звания ничего не значат. В Красной армии приоритет имеет должность. Маршал Кулик всего армией недавно командовал, да и то отстранили, а генерал армии Жуков Гоша рулил целым фронтом, где таких армий было несколько. И никого это не удивляло, подумаешь невидаль. Совершенно непричастному к армии человеку могли звание дать — маршалы Советского Союза Берия и Булганин оба из карателей, вряд ли они бы смогли самостоятельно хоть ротой командовать, а звание военное — выше не бывает.… Из той же плеяды никогда не воевавших полководцев генерал-полковник авиации конструктор Яковлев. Тысячи их было, генералов, никогда не видевших фронта…
А на станцию нам идти придется. Всегда надо людям давать последний шанс. Даже если это не совсем люди.
— Строй роту, — говорю командиру пулеметчиков.
Хмыкнул он, но скомандовал.
— Нужны добровольцы. На станцию мы войдем, но ее надо еще и удержать. Там ни один пулемет лишним не будет. Есть желающие? Три шага вперед!
Строй стоит недвижим. Им и так повезло, они элита, они в атаку не ходят — других гонят. А тут приходит какая-то окопная крыса, материал расходный, и чего-то бубнит непонятное. Надо тебе станцию удерживать — так удерживай. Не справишься — вот тогда и пулеметчикам будет работа, отступающих расстреливать.
Ладно, ребята, не знаете вы, с кем связались.
Прошли мы по периметру, сняли часовых. Минус четыре. У трех сортиров за час девять. Холодно, пора в хаты заходить. Один прямо с крыльца пристроился малую нужду справлять, значит, когда дверь скрипнет, никто не удивится. Пошли. Шестеро нас. И у Снегирева шестеро. И еще две ударных группы. Все пограничники, все с первого дня воюют. Мы сами из заградительного отряда, нам конкуренты не нужны.
Нож в руке лежит удобно, сразу к дальней стенке проскальзываю. Один лежит на животе, затылок открыт — удачней не бывает, удар. Ну, с почином. Левой рукой толкнуть в подбородок — правая бьет сталью под кадык, проворачивая лезвие.
Хрип, запах крови, этим-то водочку выдали по «наркомовской норме», для них все есть, и водка, и белый хлеб. Только мы это исправим. Было ваше — стало наше. И никого с пулеметами за спиной нам не надо.
Все — закончили здесь, вырезали взвод.
Пока тихо, никто не дернулся. Нам здесь ничего кроме патронов не надо. Забрали, все керосином полили, пулеметы из сараев вытащили, и сразу всем батальоном на станцию пошли. Метров за пятьсот встретили свою разведку, они как раз сделали два прохода в минных полях. Дождик заморосил, удача любит морскую пехоту. Еще двести метров, а тут уже начинается полоса малозаметных препятствий. Сколько же люди гадостей придумали, чтобы досадить ближнему своему. Как я не люблю спирали Бруно! Да и сам Бруно мне антипатичен, поймал бы — точно бы убил. Снимаю ватник, набрасываю на проволоку. Смерть от воспаления легких меня не пугает, вряд ли доживу. Ползем. Опять осветительная ракета в ночном небе вспыхивает, все замирают, но из немецких траншей раздается короткая пулеметная очередь. И чуть слышный отзвук выстрела сзади. Ох, доберусь я до них, сгниют на полах! Нет, все что хотят, то и творят.
Мы ползем, пулеметы начинают стрелять и сразу замолкают. Хорошо снайпера стреляют. Еще сотню метров одолели. Пора.
— Ура!
За спиной пламя до самого неба, Снегирев деревню поджег. Некуда нам отступать, да и нет у нас такой привычки. Жаль, комиссара нет, не вернулся он из политотдела армии. Верткая сволочь.
А ничего, можно и немцам кое-что в головы вбить. Простые, доступные всем истины — рукопашная с морской пехотой бесполезна. Бросили они траншеи, побежали.
— Не стрелять! Не отставать! Преследуем противника! Не стрелять!
— Почему не стреляем?!
— Мы ими от огня загораживаемся! — поясняю для непонятливых.
Так на станцию вместе и забежали. Северный край платформы наш, на южном немцы, а на платформу никто не высовывается — срежут сразу, она вся простреливается насквозь. Все — мы в Лигово. Где электричка?